Никола Мокрый
Шрифт:
Вначале темная точка на небе была почти незаметной, но постепенно разрослась, превращаясь в большого черного ворона…
Ворон опустился на крыло массивного памятника — стилизованной бетонной чайки. Левое крыло ее с надписью «ГАЕС» указывало на набережную, правое, «ГЕС», — на дамбу. А за ее спиной сияло рукотворное Киевское море — темно-синее, искрящееся множеством светящихся точек. Впереди, на длинной змеевидной косе, возвышался маяк, вдалеке белели стайкою парусники. Слева, на вышине, стоял город, не случайно прозванный Вышгородом. Пейзаж был почти идиллическим.
Судя по сведенным бровям и поперечной морщине на лбу Дображанской вокруг бушевала буря.
— …Запорожский Днепрогэс построили в 1932, — говорила Маша. — Он стал символом индустриализации всего СССР! Жемчужиной советской энергетики. А в 1941 Водяной получил жертву. Быть может, самую большую человеческую жертву в истории… И я не думаю, что ему нужно дарить подобный подарок каждый раз.
— А что ему нужно? — хмуро полюбопытствовала Чуб.
— Что значит НУЖНО? — ответила вопросом на вопрос Ковалева. — Что на самом деле НУЖНО любому?
— Ну… — приняла игру Даша. — Прежде всего — воздух, вода и еда. Потом — дом, работа и счастье в личной жизни, — бодро перечислила она. — Хоть воздух Водяному уж точно не нужен. А вода и работа у него точно есть, причем одно приравнивается к другому. Для личного счастья у него имеются сотни русалок. Остается еда, дом… Еду он получил в 41-м.
— А в 1961 новая Киевица преподнесла ему другой бесценный дар — дом, — Маша широко взмахнула рукой в сторону сверкающего водного пространства.
— То есть Киевское море?
— И не просто море, — Ковалева расставила руки, чтоб подчеркнуть огромность подарка. — Настоящее царство. Целый подводный мир!..
Внезапно студентка рефлекторно схватилась за грудь, сморщилась, как от боли, но быстро оправилась.
— После сооружения дамбы… — теперь ее голос звучал не так бойко, — под водой оказались около 300 сел и городов. Большинство домов и церквей разобрать не успели. Говорят, звон церковных колоколов слышен в воде до сих пор… В одном из этих сел жила моя бабушка. Она рассказывала, что неподалеку от них стояла заброшенная усадьба помещика Сердова — дом невероятной красоты: с башнями, с дивной резьбой. Он тоже ушел под воду. Чем не Волшебный замок местного Нептуна?
— Ну да, «Украинка, или Волшебный замок», — булькнула Даша. — А знаешь, в том спектакле…
— Погодите секунду, — прервала Катерина. Неподалеку от них остановился черный «опель». Дверь машины открылась, из нее вышел амбициозного вида молодой человек с черной папкой под мышкой — секретарь Е.М. Дображанской. Хозяйка сделала пару шагов по направленью к нему.
— Что это было во-още? — быстро наклонилась Чуб к Маше. — Типа спазм?
— Да…
— А почему ты опять кривишься? Или это от солнца?
— От солнца, — согласилась Маша.
Катерина Михайловна уже шла к ним с интригующей черной папкой в руках.
— Я должна кое-что сказать вам, — напряженно сообщила она. — Когда Маша разгадала загадку про мельницу, я позвонила в свой офис, чтоб мне привезли их сюда…
— Кого их? — отозвалась на интригу Землепотрясная Даша.
— Все документы, касающиеся приобретения участка земли на Подоле. Весной мне предложили купить его по превосходной цене. Покупка была очень выгодной. Но я отказалась. Потому что на глаза мне попалась одна статья… Зима, как вы помните, была в этом году очень снежной. Подобного не было в Киеве давно, и все ждали весной наводнения. И не только… — Катерина открыла папку и взяла оттуда один-единственный лист — ксерокопию газетной страницы, исчерканную нервной красной ручкой.
АПОКАЛИПСИС ПО-КИЕВСКИ
— кричал заголовок.
— Чего-чего? — скривилась Чуб.
— Его сделали люди, — Катерина Дображанская сделала широкий жест рукой, приглашая Киевиц еще раз взглянуть на огромное рукотворное море. — И если в один страшный день стихия окажется сильнее, чем преграда Киевской дамбы, на волю вырвется 4 кубокилометра воды. И остановить ее будет уже невозможно…
— Да ладно… — начала было Чуб.
Но остановить Катю оказалось невозможно тоже:
— Первыми погибнут Оболонские Липки. Высотки рухнут, как домино, одна за другой — волна снесет их на третьей минуте. Спустя еще две минуты — сгинет Троещина, спустя десять — Подол, через пятнадцать — Русановка. Весь Левый берег будет затоплен. Метро и канализация — тоже. Подол и прибрежные районы исчезнут. Погибнет до полутора миллионов людей. Но волна не остановится. Она пойдет дальше, уничтожая по дороге города и поселки, снесет Каневскую и Запорожскую дамбы, достигнет Черного моря и отправится в Турцию, топить ее северное побережье. После того как Киевское цунами пройдет по Украине, треть страны превратится в зловонное, кишащее трупами болото. От такого удара государство уже не оправится…
— И поэтому ты отказалась от выгодной сделки? — саркастично спросила Чуб. — А еще Киевица! Да у нас постоянно печатают такие страшилки. — Даша изъяла газету из Катиных рук и, комикуя, прочла заголовок: — «Апокалипсис по-киевски». Если честно, по-киевски я предпочла бы котлетку… Тьфу. До сих пор перловка в горле стоит.
— Да, я — Киевица, — Дображанская не поддалась на Дашин сарказм, — и знаю: к интуиции стоит прислушиваться. И знаю теперь, что оказалась права. Кое-что я тогда не заметила. Взгляните на дату выхода статьи.
— Ну, 3 апреля, — прочла Чуб.
— 3 апреля? — охнула студентка. — Водопол! День весеннего пробужденья воды. День рожденья Водяного, с которым мы его не поздравили…
— Я не согласна с тобой, Маша, — Катерина обращалась уже лишь к Ковалевой. — Днепрогэс взорвали в 1941. С тех пор прошло ровно пятьдесят лет. Водяному нужна новая жертва. Еще большая, чем предыдущая… И времени у нас почти не осталось. Сегодня наш последний день. Последний день Русалий. Завтра на рассвете Проводы.
Маша невольно посмотрела на горизонт, силясь поверить, что эта, такая мирная, синяя, сияющая на солнце бриллиантовыми искрами, исчерченная картинно-белыми парусниками водная гладь вдруг встанет на дыбы и пойдет на их Город.