Николай Эрнестович Бауман
Шрифт:
Урядник также все чаще мелькал перед воротами ветеринарного участка, расспрашивал крестьян, о чем беседовал с ними врач во время осмотра скота. Все эти усиленные «любезности» местных властей становились в конце концов нестерпимыми. Николай Эрнестович чувствовал, что его революционная работа будет гораздо плодотворнее в центре рабочего движения — в Петербурге. Из бесед в кружке Дьяковой и из редких писем, доходивших к нему от казанских друзей, он знал, что в Петербурге в 1893–1894 годах зародилось рабочее движение. В конце 1894 года, в связи с забастовкой на Семянниковском заводе, появились подпольные листовки. Все эти вести крайне волновали Николая Эрнестовича.
Посоветовавшись со своим другом Владимиром Сущинским, Бауман глубокой осенью 1896
Друзья подали заявления об отставке и, несмотря на уговоры председателя земской управы, твердо решили уехать. К обязанностям ветеринарного врача Бауман относился горячо, «с душой»: в архиве сохранилась благодарность земской управы «ветеринарному врачу Н. Э. Бауману за усердную и полезную деятельность на участке». Но Николай Эрнестович справедливо полагал, что его деятельность будет гораздо полезнее среди петербургских рабочих. Скромный и нетребовательный в личной жизни, молодой ветеринарный врач сумел скопить небольшие сбережения; к моменту отъезда из Бурас в Петербург у Баумана было около 500 рублей. На эти средства и решили жить оба друга в Петербурге до приискания «работы по душе».
И в октябре 1896 года Бауман и Сущинский отправились в Петербург. Перед отъездом Бауман послал Белокурову письмо с просьбой приехать к нему попрощаться. Белокуров немедленно явился и застал Баумана за укладкой вещей. Николай Эрнестович дружески простился с Белокуровым, еще раз пожелал ему «выйти на правильный путь» и с большим оживлением говорил о Петербурге, о своей будущей работе в крупнейшем городе, с сотнями больших фабрик и заводов.
V. В ПОДПОЛЬНЫХ КРУЖКАХ ПЕТЕРБУРГСКИХ РАБОЧИХ
Осенью 1893 года в Петербург приехал Ленин. В очень короткий срок «необыкновенно глубокое знание Маркса, умение применять марксизм к экономической и политической обстановке России того времени, горячая, несокрушимая вера в победу рабочего дела, выдающийся организационный талант — все это сделало Ленина признанным руководителем петербургских марксистов»{«История ВКП(б). Краткий курс», стр. 17–18.}.
Лучшие силы петербургских социал-демократов (Г. М. Кржижановский, А. А Ванеев, Л. М. Книпович, Н. К. Крупская, З. П. Невзорова и др.), начинавших работу в подпольных кружках, сплотились вокруг Ленина.
Ленин поставил своей важнейшей задачей объединить разрозненные подпольные кружки в единый, революционно действующий рабочий союз. Такого рода объединение рабочих должно было, по мысли Ленина, стать основой, зародышем революционной партии, опирающейся на широкое рабочее движение. В течение последующих (1894–1895) лет Ленин неуклонно, со всей присущей ему силой и твердостью, борется за осуществление намеченной великой задачи.
Ленин сыграл важнейшую роль в объединении первых социал-демократических кружков Петербурга. В 1895 году Владимир Ильич объединил около 20 кружков в «Союз борьбы за освобождение рабочего класса». Это объединение, это создание единого союза имело поистине историческое значение, так как организацией «Союза борьбы» Ленин подготовил создание революционной марксистской рабочей партии.
«Союз борьбы за освобождение рабочего класса» «не только занимался революционным просвещением— пропагандой,но и агитациейсреди рабочих, он руководил массовым рабочим движением. Знаменитая стачка 1896 года в Петербурге происходила уже под руководством петербургского «Союза борьбы».
В то время не только отдельные товарищи, но и целые кружки, чтобы труднее было полиции их выследить, назывались разными кличками вместо настоящего имени. Ленина называли «Стариком», «стариками» звали и других его сторонников, хотя они были сравнительно молодыми еще людьми, не достигшими 30 лет»{ Ем.
Летом 1896 года в столице произошла забастовка текстильщиков, принявшая по тому времени большие размеры. Достаточно вспомнить, что 17 бумагопрядильных фабрик сразу, выполняя решение стачечного комитета, прекратили работу. Эта быстрота и, главное, одновременность забастовки, показывавшая значительную спайку, организованность рабочих, в сильной степени обеспокоили предпринимателей и власти. Остановились крупнейшие мануфактуры — Екатерингофская, Калинкинская, Митрофановская, Невская…
Через 3–5 дней к забастовавшим рабочим присоединился еще целый ряд фабрик и заводов, расположенных за Невской заставой, в районе Нарвской заставы, на Охте. Полиция с огромной тревогой доносила в министерство внутренних дел, что число забастовавших достигло 35 тысяч.
Эта забастовка внушила революционерам уверенность в силу рабочего класса, показала, какая мощь таится в столичном пролетариате. А. И. Ульянова-Елизарова в своих «Воспоминаниях об Ильиче» пишет:
«Какое-то окно открылось в душном и спертом каземате российского самодержавия, и все мы с жадностью вдыхали свежий воздух и чувствовали себя бодрыми и энергичными, как никогда»{ А. И. Ульянова-Елизарова.Воспоминания об Ильиче. М., 1934, стр. 68.}.
Стачка текстильщиков дала вместе с тем толчок для дальнейшего развития подпольных социал-демократических кружков, для продолжения работы организованного Лениным «Союза борьбы за освобождение рабочего класса». Ленин так направлял и организовывал работу своих сотоварищей по руководству подпольными рабочими кружками, чтобы добиться в возможно широком масштабе соединения социализма с рабочим движением. Руководители «Союза борьбы» на материале самой действительности воспитывали петербургских металлистов и ткачей политически.
Условия работы на петербургских заводах и фабриках были в то время крайне тяжелы. Они с исключительной правдивостью запечатлены в воспоминаниях одного из верных учеников Ленина — Ивана Васильевича Бабушкина. Вот описание рабочего «дня» на Семянниковском заводе в Петербурге:
«Идя перед вечером через мастерскую нижним этажом, мы с озлоблением смотрели на висевший у стены фонарь, в котором горела свеча, а на стеклах была надпись: «Сегодня полночь:работать от 7 ч. Вечера до 11,5 ч. вечера» или «Сегодня ночь:работать от 7,5 ч. вечера до 2,5 ч. ночи». Эти надписи чередовались изо дня в день, то-есть сегодня полночь,завтра ночь.Таким образом, приходилось вырабатывать от 35 до 45 рабочих дней в месяц, что на своеобразном остроумном языке семянниковцев выражалось так: «у меня или у тебя в этом месяце больше дней чем у самого бога»; и действительно, несчастными полночамии ночамииногда нагоняли в течение месяца до 20 лишних дней»{«Воспоминания И. В. Бабушкина (1893–1900 гг.)». Л., 1925, стр 36.}.
Рабочие трудились до изнеможения, до обмороков. И. В. Бабушкин вспоминает, что, измученный этой бесконечной, низкооплачиваемой сверхурочной работой, он прямо-таки засыпал на ходу и нередко просыпался от удара… лбом о фонарный столб. Незабываемы его описания рабочих каморок, похожих скорее на нору зверя, чем на жилище тружеников столицы в самом конце XIX века:
«У нас пропала охота осматривать дальше общую кухню, прачечную и помещение для семейных, где серая обстановка скрашивалась лишь одеялом, составленным из бесчисленного множества разного рода лоскуточков ярких цветов и которое покрывало кровать, завешенную пологом. Полог служил двум целям: с одной стороны, он должен был прикрыть нищету, с другой — он удовлетворял чувству элементарной стыдливости, ибо рядом стояла такая же семейная кровать с такой же семейной жизнью. Все это было слишком ужасно и подавляло меня…»