Николай I Освободитель // Книга 9
Шрифт:
Его Императорское Высочество Великий Князь Александр Николаевич отложил позолоченное перо, которое держал в руке, и устало потер переносицу. Мерный стук колес поезда о рельсы навевал на него неодолимую дремоту, работать не хотелось совершенно. Наследник русского престола встал с кресла, подошел к стоящему на тумбочке самовару — специальная конструкция, разработанная после катастрофы 1837 года, в случае переворота вагона емкость останется на месте, как и содержащийся в ней кипяток — набулькал себе в чашку исходящей паром воды, кинул мешочек с заваркой и вернулся за свой рабочий стол у окна.
На затянутой зеленым сукном поверхности в живописном беспорядке был разложен отчет комиссии по борьбе с голодом. С голодом для разнообразия
В Ирландии происходило настоящее бедствие, которое дополнительно усугублялось действиями правительства в Лондоне. То, что британцы не любят — взаимно, тут нужно признать — своих рыжеволосых соседей, в общем-то не было никаким секретом, но устраивать целенаправленный голод целому народу — это уже выходило за любые рамки. Сам Саша предполагал — и тут отец был с ним солидарен — что подобные действия являются ответом на регулярные «эксцессы», происходящие на островах. То военного какого-то застрелят, то взорвут что-нибудь… А учитывая участие ирландцев в подготовке того самого ВЗРЫВА — наследник так сказать по должности был допущен к материалам дела, так что прекрасно представлял себе всю подноготную — данные действия Лондона вполне можно было расценивать как месть. И как далеко она зайдет, было одному только Богу ведомо.
Поезд меж тем начал постепенно замедляться, приближаясь к станции. Саша достал из кармана часы — половина двенадцатого — после чего бросил взгляд на расписание движения. Курск. Ветка, соединяющая Яссы и Львов еще только строилась, поэтому на запад из Николаева приходилось добираться по длинной-длинной дуге через Екатеринослав, Москву, Минск и Суворовск. Не слишком удобно, эту линию вообще-то должны были достроить уже в этом 1848 году, но долбанный финансовый кризис поломал все планы, и теперь сроки ее сдачи сдвинулась «вправо» на неопределенный срок.
Наследник собственного литерного поезда не имел — их вообще в империи было всего пара штук и пользовался ими только император лично, поскольку такие поездки сбивали график движения на железной дороге и вносили известным образом долю хаоса в расписание — поэтому путейщики просто прицепили четыре лишних вагона к регулярному поезду, идущему от Николаева в Москву. Салон-вагон самого наследника, вагон с прислугой, канцелярией и охраной. Самый минимум, который можно было себе позволить.
— Курск, ваше императорское высочество, — в салон заглянул дежурный адъютант в чине майора, — будут какие-то приказания?
— Нет, Федор Станиславович, все по распорядку, задерживаться тут не будем.
— Тогда позвольте мне… — Адъютант подошел к окну и рывком задвинул металлическую «шторку». Снаружи все окна императорского вагона — причем сам вагон не отличался внешне от «служебных» собратьев и ставили их в произвольном порядке, каждый раз по-новому — на станциях по правилам должны выглядеть одинаково, чтобы террорист, буде такой появится, не знал какую часть ему нужно атаковать. Ну и просто борт вагона, собранный из стальных листов толщиной в семь миллиметров так просто из пехотного оружия, не пробьешь, тут нужны калибры помощнее. — Вот так будет правильно.
Великий Князь только вздохнул в ответ. Не смотря на все неудобства от действий охраны, рисковать своей жизнью лишний раз он тоже не хотел. Тот день, когда оставшийся неизвестным польский бомбист подорвал едущую в каких-то двух десятках метров карету с матерью и сестрой, он запомнил на всю жизнь. Переживать что-то подобное еще раз, теперь уже на
— Спасибо, Федор Станиславович, распорядитесь пожалуйста насчет обеда.
— Сюда?
— Да, очень много бумаг, боюсь обрадовать вас своим обществом у меня просто не получится, — улыбнулся цесаревич. В менее загруженные дни он регулярно обедал прямо с бойцами своего конвоя, благо проникся к казакам большим уважением еще во время своего путешествия через всю Сибирь в середине 1830-х.
Когда адъютант вышел, цесаревич вновь уткнулся в бумаги. Вот министерство земельных и крестьянских дел отчитывается о доступных остатках зерна на складах. Таблицы-таблицы, циферки-циферки, строчки и столбцы.
Например, по статистике министерства за 1847 год в империи было выращено порядка пятнадцати миллионов тонн пшеницы. При этом на экспорт уже — за осенне-зимний период — направлено около трех миллионов тонн и еще на два миллиона выдано экспортных разрешений. Дальше шли обширные таблицы с потреблением, переработкой — мука, спирт, еще несколько десятков строк с другими различными товарами — и остатки на императорских хлебных резервных складах. В царских закромах находилось чуть больше трехсот тысяч тонн пшеницы, которую — с учетом того, что до нового урожая осталось всего два месяца, и нужно будет начинать потихоньку выкупать пшеницу уже этого года — можно будет направить на помощь островитянам. Туда еду, а обратно — переселенцев, Сибирь она большая, примет иммигрантов в любом количестве.
За три года активной работы на Ирландском направлении с острова в Российскую империю было вывезено порядка семисот тысяч переселенцев. Поначалу их поток не слишком превышал стандартные значения, но в позапрошлом 1846 году, когда стало понятно, что очередной урожай картофеля будет потерян практически полностью, в сознании ирландцев наконец что-то сломалось, и они массово потянулись «на выход». Впрочем, тут их понять было можно, альтернатива эмиграции была туманна и рисовалась в тотально мрачных тонах.
Ситуация на острове и правда сложилась максимально паршивая. Мало того, что из-за болезни картофеля местные крестьяне начали раз за разом терять урожай, так еще их сверху начали давить повышением налогов и арендной платы на землю. Логика английских лендлордов тут была опять же проста и незамысловата — чтобы корова давала больше дешёвого молока, ее нужно больше доить и меньше кормить. К ирландцам этот принцип применялся в полном объеме.
При этом правительство в Лондоне не только не пыталось как-то помочь своим подданым, кажется там наоборот делали все, чтобы усложнить жизнь ирландцам. Вначале голод пытались замалчивать, делать вид, что ничего не происходит. Попытки европейских государств как-то поддержать голодающих, в том числе зерном, просто пресекались задранными ввозными пошлинами. То есть ты не только тратил деньги на закупку пшеницы и ее транспортировку, так еще и заплатить должен был в итоге двойную цену на английской таможне.
Потом глядя на то, как с острова разбегаются потенциально бесплатные работники, кабинет Рассела ввел некий аналог «выездной визы» для ирландцев. В качестве альтернативы им было предложено переезжать на Большой остров и поступать работниками на фабрики и в работные дома. То есть фактически продавать себя в рабство, поскольку неквалифицированный работник в Лондоне середины 19 века жил очень плохо. Но зато очень недолго.
Кого-то забирали в армию — последние неудачи заставили Лондон озаботиться серьезным увеличением, почти двукратным, собственных сухопутных сил в колониях и дешёвое пушечное мясо с соседнего острова тут было более чем в кассу — и во флот. Тоже далеко не сахар, о том какие порядки царили в британском флоте может сказать самый популярный способ вербовки в матросы в виде банального похищения человека. Естественно, нормальных людей там было не много, и чтобы держать всю эту шваль в узде плеть приходилось пускать в дело куда как часто.