Николай I. Освободитель. Книга 4
Шрифт:
В итоге случаи заключения браков между русскими мужчинами и горскими женщинами стали в этих местах если не обыденностью, то в любом случае весьма частым явлением.
Что касается Степана — полноценного женатого хозяина Степана Ефимовича теперь уже — то ему с невестой повезло. Девушка была из тех, кто сами хотели изменить свою судьбу, а потому в браке старалась изо всех сил. И в плане ведения хозяйства, и в плане секса, и в плане общего отношения к мужу и его семье. Ну и залогом счастливой и крепкой семьи, как это часто бывает, обе стороны видели большое количество здоровых и крепких детей, над чем последние полгода молодая семья и работала крайне усиленно. К обоюдному удовольствию и совсем небезуспешно.
— Главное, чтобы в быту сладилось, и дети здоровые получились, — пожал плечами отец, когда Степан обратился к нему за благословлением. — А там глядишь, и без приданного прокормим, не обеднеем.
Сыграли свадьбу, Ефим помог сыну отстроить собственный дом на некотором расстоянии — не слишком большом, но достаточном, чтобы исключить постоянные столкновения свекрови и невестки — после чего прикупил на часть скопленных денег еще пять десятин земли в дальнем от реки крае их делянки, доведя общее количество пахотной площади до двадцати пяти десятин. Пока этого должно было хватать увеличившейся семье на безбедную жизнь…
Мельница выглядела красиво. Выстроенная из красного кирпича — это, впрочем, в степном краю, где с древесиной были определенные проблемы, являлось не весть каким чудом — с большими остекленными окнами и маленькими башенками по углам. В правой части здания виднелся дымоход, стилизованный под голову какого-то клыкастого зверя, из пасти которого шел не слишком густой дым.
Клиентов уже встречали прямо на подъезде. Хозяин мельницы невысокий пухлый жид, переселившийся на Кавказскую линию после расширения количества губерний доступных для проживания его народу — в 1823 году к западным губерния добавился еще Кавказ и все Зауралье до самого великого океана — сразу же развил бурную коммерческую деятельность. Впрочем, тут, где были крепко намешаны люди разных традиций и вероисповеданий, на иудейское происхождение все смотрели гораздо проще. Главное, чтобы человек был хороший и дела вел честно. Ну а мельник Мойша в этом плане был настоящим образцом — дела вел подчеркнуто аккуратно и к соседям относился с исключительным радушием. Поэтому и вероисповеданием его никто не думал попрекать.
Тепло поздоровавшись с клиентами, которые по его задумке должны вскоре перейти в разряд постоянных, еврей загадочно улыбнулся и спросил, глядя на раскрывших рот братьев.
— Что нравится? Хе-хе. С душой строился, по столичному проекту, не просто так.
— Признавайтесь, Мойша Израилевич, во сколько вам все это богатство обошлось? — Первым оторвался от разглядывания декоративных башенок Степан. Пока работающие на мельнице мужики таскали мешки с зерном можно было и поточить лясы. — Дорого, наверное?
— Дорого не то слово, — признал еврей. — Но тут ведь какое дело, своих денег я почти не вкладывал. Ну пятую примерно часть только вложил, если совсем честно. Остальное в долг ссудили.
— Пол какую же долю?
— Под двадцатую, — шмыгнул носом еврей, всем видом показывая вселенскую скорбь от необходимости отдавать кому-то честно заработанные деньги, пусть даже взятые ранее в виде кредита. Правильно говорят — берешь чужие, а отдаешь-то свои.
— Ну это еще совсем по-божески, — пожал плечами Степан. Они с отцом готовясь к организации собственного производства и понимая возможность нехватки оборотных средств, приценивались в местном отделении крестьянского банка. Там ссуду меньше чем под десять процентов не предлагали. А по словам отца там, где они жили раньше и где поблизости не было отделений крестьянского банка, ссуду можно было взять только у помещика или зажиточного брата-крестьянина. И вот там ссудная доля порой доходила
— По-божески, — отчетливо хмыкнув, согласился еврей. — Только меня же с этим займом и обязанностями обложили со всех сторон. Мельницу мне строил назначенный инженер, который и место выбирал и закупками сам руководил, и даже ряд на поставку топлива меня в приказном порядке заставили заключить.
— Сильно обобрали? — Понимающе поинтересовался Степан.
— Да нет, на удивление по уму все сделали и даже в дополнительные расходы не ввели, — еврей горделиво улыбнулся. — Бают это «типовой проект» мельницы, который будут по всей империи строить одинаково. Оттого и воли никакой не давали, чтобы все, значит, у всех одинаковое было.
— И что даже башенки будут такие же, — с некоторым разочарованием в голосе влез в разговор Димка.
— Нет, куда там, — покачал головой мельник. — Это я уже сам за дополнительную плату добавил. Встало в цену кирпича, по сути, а какая красота. Как в Московском Кремле!
— Да ну? — С сомнением удивился Степан.
— Вот тебе и «да ну». Хотя да, в Первопрестольной башни поболе будут: у меня уменьшенные копии, — еврей помолчал немного а потом добавил. — Моя мельница одна из первых с паровым движителем, во всей империи. В первом десятке — точно. Дорого конечно получилось, но зато и муки смолоть можно гораздо больше, и от природы никак не завишу, не то что эти…
К коллегам, зависящим от течения воды или потоков ветра мельник относился с заметным пренебрежением. С другой стороны, винить его в этом было сложно: он как бы противопоставляя себя замшелому прошлому, стоял на позициях светлого, технически развитого будущего.
Вообще, постройка мельницы в таком регионе, ориентированном на продажу товарного зерна на внешние рынки, была делом достаточно опасным. С коммерческой дочки зрения. Дело в том, что в начале девятнадцатого века в южных и черноземных губерниях мука поразительным — если не вдаваться в подробности, конечно, — образом выходила, если брать оптовые количества, дешевле чем зерно из которого была изготовлена. И это при среднем выходе готовой муки в 80–85% — остальное отруби, которые тоже имели отличную от нуля цену, однако все же существенно меньшую чем основной продукт.
Дело было именно в сложности транспортировки муки. В отличие от зерна, которое можно было достаточно просто перевозить в том числе и водным транспортом — что местные торговцы и делали, продавая его в Персию по Каспию или вывозя через порты Черного моря, — мука такое обращение переносила гораздо хуже. Получалось, что при относительном обилии зерна в какой-то отдельно взятой местности, мука как товар там же была никому не нужна.
Но вот именно по отношению к затеваемому Сидоровыми дела — на паях с обосновавшимся недалеко от них переселенцем из далекой Италии — новая мельница была куда как к месту. Потому что задумали крестьяне, за десять лет жизни на новом месте успевшие обрасти жирком и скопить кое-какой капиталец, наладить производство не много не мало — макарон, по рецепту своего нового, плохо еще говорящего на русском языке, компаньона.
На самом деле, главное преимущество макарон было даже не в каком-то особом вкусе — впрочем, если заморочиться, добавить в тесто побольше желтков, постного масла и еще чего-нибудь, то и вкус там тоже может заиграть новыми красками — а в возможности их долгого хранения и последующем удобстве приготовления. То есть в отличии от цельного зерна, кашу из которого нужно варить долго и нудно, и муки, которая, как уже говорилось выше, не слишком хорошо хранится, макароны идеально подходили в качестве пиши для солдат, моряков и прочих разного рода путешественников.