Николай II (Том II)
Шрифт:
«Штандарт» стоял на якорях напротив Царской пристани.
Самая большая океанская и самая совершеннейшая для начала XX века яхта, так же как и боевые корабли эскадры, была украшена флагами расцвечивания, которые в темнеющем небе весело полоскались под свежим ветром с юга.
Любимая Императорская яхта была вся в огнях. Несмотря на быстро опускающуюся темноту, ещё был виден её красивый силуэт: идеальная седловатость и изгиб палубы, называемые моряками «линией судна», красивые по уклону три высоких, словно у парусника, мачты и две трубы, в отличие от чёрного лакированного корпуса, окрашенные в палевый цвет.
На носу «Штандарта» двуглавый орёл, резанный из дерева, с короной на каждой главе, охватывал форштевень. На его
Деревянные украшения были покрыты шеллаком [87] и сусальным золотом. С большой любовью эту позолоту нанесли монашки Новодевичьего монастыря в Санкт-Петербурге, которые славились особыми секретами мастерства. Их позолота не поддавалась просоленным штормовым волнам морей и океанов, которые бороздил «Штандарт».
87
Шеллак (нидерл. schellak), воскоподобное вещество, выделяемое тропическими насекомыми из семейства лаковых червецов. Применение ограничено (главным образом для изготовления спиртовых лаков и политур).
Церемония на пристани закончилась, на гребном катере Император подошёл к правому кормовому трапу, считавшемуся исключительно царским, и легко взбежал по нему на верхнюю палубу из белоснежного американского тиса. Палуба блестела как паркет и была гордостью не только команды «Штандарта», но и всего русского флота.
Держа руку под козырёк, командир яхты капитан первого ранга Зеленецкий у трапа отдал Императору рапорт. Государь, отдав ему честь и поблагодарив за службу, протянул затем ему руку для мужского рукопожатия и с удовлетворением в голосе сказал: «Такая радость снова быть у себя дома на воде!..»
Николай очень любил «Штандарт», ценил и соблюдал все морские обычаи, установленные на русском флоте его пращуром Петром Великим.
Вся Семья Государя – от маленького Алексея до великих княжон и самой Александры Фёдоровны – тоже обожала эту яхту и считала дни, проведённые на её борту, самыми счастливыми в своей жизни. Ибо вся Семья была вместе, дети могли часто общаться здесь с отцом и мамочкой, которая на яхте словно расцветала.
Как только Государыня ступала на палубу «Штандарта», она преображалась – становилась приветливой, общительной и весёлой. Казалось, она сбрасывала с себя тяжесть и давление, которые накладывали на её душу казённый Петербург и неискренние царедворцы. Целыми днями Аликс сидела где-нибудь на палубе в подветренном уголке, занималась рукоделием, поскольку по своему воспитанию ни минуты не могла оставаться без дела, подолгу беседовала на разные темы с кем-нибудь из старших офицеров корабля, наблюдала за младшими детьми.
И Алексей и ОТМА чувствовали себя на борту «Штандарта», как и родители, лучше, чем дома, в Александровском дворце. Жизнь здесь текла ещё более по-семейному, почти не было никаких протокольных мероприятий, если не считать общие обеды в большой царской столовой, куда приглашались и гости, прибывавшие с визитами, и офицеры яхты по очереди.
Дети знали молодых офицеров по именам, а «старых морских волков» – по отчествам. По мере того как Алексей и сёстры подрастали, безудержная беготня по свободной гладкой палубе, где самой быстрой всегда бывала Анастасия, уступала место катанию на роликовых коньках, а затем, когда девочки стали совсем большими, – весёлым танцам. В «кавалерах» недостатка не было: из шестнадцати офицеров яхты более половины были
Разумеется, подвижные игры и танцы на палубе были возможны лишь во время стоянок «Штандарта» на якорях или во время штиля на море. Хотя килевая и боковая качка в носовой части яхты была спокойная и приятная, но при крейсерской скорости хода 16 узлов и волнении более двух баллов следовало соблюдать не только детям, но и взрослым элементарные меры безопасности.
Семья Государя успела разместиться по своим каютам за то время, что Его Величеству на Царской пристани представлялись чины флота, крепости и Таврической губернии. Ольга, Татьяна, Мария и Анастасия только что закончили в своих каютах раскладывать мелочи, учебники, тетрадки и ноты, доставленные в свитском поезде. Ещё два года тому назад ОТМА жили на нижней палубе по двое – «старшая пара» и «младшая пара» – в небольших каютах. Теперь они наслаждались тем, что у каждой из них была своя, и притом – на Царской палубе.
Девочки были так дружны и настолько привыкли друг к другу, что долго не могли оставаться врозь. Когда Papa принимал рапорт командира «Штандарта», они уже снова были вместе – в гостиной Их Величеств, где в центре стоял круглый диван, а чуть в стороне от него – пианино. Татьяна, самая музыкально одарённая из сестёр, сидела на банкетке подле давно освоенного ими инструмента и правой рукой пробегала по клавишам, проверяя настройку. Сорвиголова Анастасия кувыркалась по круглому дивану, словно по арене цирка. Ольга и Маша хохотали над трюками Насти.
Александра Фёдоровна была занята более серьёзным делом, чем простое приведение в привычный жилой вид кабинета и следующей за ним спальни царицы. На «Штандарте» спальные каюты Николая Александровича и Государыни были рядом, но раздельными. Если в помещениях Императора, как правило, царила простота и господствовали тёмные тона мебели и обивки, то Александра Фёдоровна любила светлые, по преимуществу светло-сиреневые тона мягкой мебели, сделанной из светлого дерева.
Внучка королевы Виктории, чей портрет обязательно должен был присутствовать в кабинете Государыни, где бы она ни находилась – в Царском Селе, Петергофе, Зимнем дворце, Ливадии или на борту «Штандарта», за два десятилетия после крещения в православие настолько погрузилась в эту церковь, что не мыслила своей спальни без обилия икон.
Хотя предстоящее пребывание на яхте и обещало быть весьма коротким – всего три-четыре дня, Государыня в дополнение к иконам Божьей Матери с Младенцем и Святого Серафима Саровского, изначально укреплённым над изголовьем её кровати, раскладывала на резном деревянном ограждении батарей парового отопления несколько икон и образков, которые взяла с собой из Александровского дворца. Неугасимая лампада была уже возжжена среди ликов святых и угодников, образов и картин на сюжеты из библейской истории.
Через раскрытые двери спальни и кабинета из гостиной вместо гамм стала доноситься мазурка.
«Татьяна отчего-то полюбила мазурку…» – подумала Государыня и вспомнила красочные рассказы «старшей пары» о бале в Аничковом дворце, с которого она сама уехала ещё до мазурки. Но Ники всегда так лукаво улыбался, глядя на Татьяну при этих воспоминаниях, а Ольга столь прозрачно намекала на неожиданную перемену фронта симпатий – от Иваново-Вознесенского уланского полка, шефом которого была Татьяна, к гвардейским уланам Её Величества, что Александре Фёдоровне стало ясно: красавец корнет из Костромы не оставил равнодушным девичье сердце. Пока это не пугало Императрицу. Она твёрдо знала, что Татьяне ещё далеко до брачной поры и дочь никогда не выйдет из её воли, чтобы допустить мезальянс. А если отношение к уланскому «корнету Пете» не перерастёт рамки юношеского флирта или простой человеческой симпатии, то рыцарское поклонение этого мальчика её дочери отнюдь не нарушит покой Царской Семьи…