Николай II. Дорога на Голгофу. Свидетельствуя о Христе до смерти...
Шрифт:
Джордж Бьюкенен, оправдывая себя и свое правительство в отказе разрешения Императору Николаю II выехать в Англию, так же как и Керенский, ссылается на Исполнительный Комитет: «Я выразил Милюкову надежду, что приготовления к путешествию Их Величеств в порт Романов будут сделаны без проволочки. Мы полагаемся, сказал я, на то, что Временное правительство примет необходимые меры к охране Императорской Семьи, и предупредил его, что если с нею случится какое-нибудь несчастье, то правительство будет дискредитировано в глазах цивилизованного мира. 26 марта Милюков сказал мне, что они еще не сообщали об этом проектируемом путешествии Императору, так как необходимо предварительно преодолеть сопротивление Совета, и что Их Величества ни в коем случае не могут выехать прежде, чем их дети оправятся.
Я не раз получал
Приведенная выше ложь Бьюкенена идет в общей канве с ложью Керенского и главная цель этой лжи — доказать, что Царя и его Семью в Англию не пустил Совет. Для того чтобы придать этому утверждению более убедительный вид, Керенский рисует кровожадную толпу, требующую немедленной казни Царя, а Бьюкенен — рабочих, готовых разобрать рельсы перед его поездом, и английских экстремистов, не позволяющих (!) королю спасти своего брата и союзника. При этом Временному правительству снова была предложена роль козла отпущения: Англия так хотела спасти Царя, а безвольные Керенский и Милюков не смогли ей в этом помочь! Характерны слова Бьюкенена о том, что если с Царской Семьей случится какое-нибудь несчастье, то Временное правительство дискредитирует себя в глазах «цивилизованного мира». Ниже мы увидим, как в точности по такому же сценарию будут развиваться события летом 1918 года: немцы будут также грозить большевикам «осуждением всего цивилизованного мира», требовать сохранения жизней «принцессам германской крови», а большевики, обязанные всем германскому правительству, немцев слушаться не будут.
Истинные мотивы ареста Государя и силу, сыгравшую в этом решающую роль, освятил недавно скончавшийся в США профессор князь А. П. Щербатов, который хорошо знал Керенского. В своем интереснейшем интервью он привел свои беседы с Керенским. «Меня, — говорил он, — в первую очередь интересовало, как принималось решение об аресте Государя и членов Царской Семьи, и была ли хоть какая-то возможность избавить их от того страшного пути, который завершился подвалом Ипатьевского дома в Екатеринбурге. (…) Керенский в наших беседах долго избегал обсуждать тему о том, кому же принадлежала инициатива взять под стражу „гражданина Романова“. Наконец я спросил его об этом прямо. (…) Внимательно посмотрев на меня, Александр Федорович произнес: „Решение об аресте Царской Семьи вынесла наша Ложа“. Речь шла о могущественной масонской ложе Петербурга „Полярная звезда“, членом которой состоял и Керенский». [202]
Итак, истинные причины ареста Государя и невозможности его выезда за пределы России заключаются не во внутриполитической ситуации в России, а в определенных масонских планах в отношении Императора и его Семьи. Учитывая все вышеизложенное, можно сделать вывод, что весной — летом 1917 года определенные влиятельные силы Запада, в первую очередь Англии и Франции, руками своих ставленников из Временного правительства и Петроградского Совета сознательно создали обстановку, при которой выезд Царя и его Семьи из России был невозможен.
Получив карт-бланш для решения участи Царской Семьи от Лондона и Парижа, революционные власти, как мы уже видели, лишили ее свободы. Это лишение свободы было обставлено целым рядом демаршей, в виде постановлений и митингов, на которых звучали призывы к расправе с Царской Семьей, а также оголтелой клеветой на Государя и Государыню, развязанной в прессе. Все чаще появляются требования «трудового народа» заключить «Николая Кровавого в Петропавловскую крепость». С новой силой зазвучали призывы к цареубийству. В этой канве особым эпизодом является приезд в Александровский дворец полковника Масловского.
9 марта в Александровский дворец прибыл левый эсер Мстиславский (псевдоним Сергея Дмитриевича Масловского). Масловский был видным деятелем «Великого Востока Народов России». Именно он составил и написал его устав. [203]Масловский был одним из организаторов так называемой «Военной ложи» [204]и был тесным образом связан с генералом М. В. Алексеевым. Будучи полковником Генерального штаба, в 1915 году Масловский предлагал своим «братьям» убить Царя. Осуществить это убийство, по словам Масловского, было не так трудно, так как «имеется возможность найти нужных людей среди молодого офицерства». [205]Масловский был частым гостем религиозно-философских собраний у Мережковских, имел тесные контакты с февральскими заговорщиками и сыграл заметную роль в февральских событиях 1917 года [206], когда он возглавил Военную комиссию Исполнительного Комитета Совета. Масловский хорошо знал Керенского и активно сотрудничал с ним в ходе переворота в Петрограде. [207]Согласно версии самого Масловского, он прибыл в Александровский дворец во главе отряда 2-го стрелкового полка с целью: «любой ценой обезопасить революцию от возможности реставрации. Смотря по обстоятельствам, или вывезти арестованных в Петербург, в Петропавловскую крепость, или ликвидировать вопрос здесь же, в Царском». [208]При этом он, Масловский, выполнял поручение Петроградского Совета и имел мандат, подписанный Чхеидзе. Но цель, о которой говорит Масловский, была заранее невыполнимой. Было совершенно ясно, что охранявший Царскую Семью в Александровском дворце отряд во главе с полковником П. П. Коцебу, подчинявшийся напрямую генералу Л. Г. Корнилову и Временному правительству, не даст без санкции вывести Царя из дворца, не говоря уже об его убийстве. Масловский этого не мог не понимать. Кроме того, солдаты его отряда были настроены совсем не против Царя, наоборот, испытывали смущение от того дела, которое им приходилось делать. «Чем ближе было к Царскому, — вспоминал Мстиславский, — тем мрачнели лица солдат. Среди жуткой напряженной тишины подъехали мы к вокзалу. Солдаты крестились». [209]
Понятно, что от такого отряда никаких «революционных подвигов» ждать не приходилось. Здесь возникает вопрос: зачем, если Масловский преследовал своей целью арест и сопровождение Государя в Петропавловскую крепость или тем более его убийство, он оставил свой отряд на станции, а не приказал солдатам следовать вместе с собой в Александровский дворец? Ведь Масловский совершал противозаконный поступок, даже по меркам беззаконного Временного правительства, который мог и должен был вызвать противодействие со стороны охраны дворца.
Но в том-то и дело, что у Мстиславского, по всей видимости, была совсем другая цель. В чем же она заключалась? Ответ на это дает сам Мстиславский. Здесь следует заметить, что Мстиславский писал свои мемуары уже в 20-х годах и дал волю своей фантазии. По воспоминаниям других участников этих событий (полковника Кобылинского, Бенкендорфа, Волкова и других), события происходили совершенно иначе, чем их описывает Мстиславский. Но совершенно точно, что те слова и действия, которые Мстиславский приписывает себе, полностью отражают его истинные намерения. По версии Мстиславского, он прибыл во дворец в неподобающем для приличного человека виде. «Вид у меня был „разинский“, — писал Мстиславский. — Небритый, в тулупе, с приставшей к нему соломой, в папахе, из которой выбивались слежавшиеся всклокоченные волосы… И браунинг, торчавший из кармана». [210]
Со слов Мстиславского, он потребовал от офицеров предъявить ему Царя. Офицеры просили не оскорблять таким действием Государя, но Мстиславский настаивал и грозил применить силу. Мстиславский ясно осознавал, что этот «акт унижения — да, унижения — необходим, что даже не в аресте, а именно в нем существо посланничества. Ни арест, ни даже эшафот не могут убить самодержавия.(Выделено нами. — П. М.) Пусть действительно он пройдет передо мной, простым эмиссаром рабочих и солдат. Он, Император, как арестованный в его былых тюрьмах». [211]