Николай II. Дорога на Голгофу. Свидетельствуя о Христе до смерти...
Шрифт:
Набоков пишет, что решение отправить Царскую Семью в Крым «было обставлено очень конспиративно, — настолько, что, кажется, о ней даже не все члены Вр. правительства были осведомлены». [287]Полностью скрывалось место новой ссылки и от Августейших Узников. Занотти: «Они не знали потом, куда именно их отправляют. Им этого не было известно даже в тот момент, когда они в самый отъезд были еще в доме. Я знаю, что Государя это раздражало: что ему не говорят, куда именно их везут, и он выражал неудовольствие по этому поводу». [288]
Сам Государь 28 июля записал в свой дневник: «После завтрака узнали от гр.
Однако, создавая видимость «секретности» увоза Царской Семьи, Керенский сделал все от него зависящее, чтобы это обстоятельство стало известно широкому кругу лиц, особенно среди распропагандированных солдат — членов Советов. Командир 2-го Гвардейского стрелкового резервного полка полковник Н. А. Артабалевский вспоминал, что 31 июля около 81/2 утра он был вызван полковником Кобылинским в Александровский дворец. При этом Кобылинский распорядился захватить с собой одного из членов Исполнительного Комитета 2-го Гвардейского стрелкового полка. С этой целью Комитет выделил стрелка Игнатова. «Полковник Кобылинский, — продолжает Артабалевский, — принял нас в рабочем кабинете своей квартиры в Лицейском флигеле Большого дворца. Поздоровавшись и предложив нам сесть, он сказал, что вызвал нас по очень важному и экстренному делу, которое до его выполнения нужно держать в тайне.
К большому удивлению полковника Кобылинского и моему, стрелок Игнатов с едва заметной усмешкой заявил, что ему это секретное дело хорошо известно и что вопрос о нем уже разрешен в исполнительном комитете Совета рабочих и солдатских депутатов Петрограда.
Как всегда спокойно и выдержанно, но не скрывая своего недоумения на лице, полковник Кобылинский ответил, что о решении Петроградского Совета ему ничего не известно, но что он имеет особое на этот случай распоряжение от министра-председателя Керенского. Игнатов снова усмехнулся. Тогда полковник Кобылинский добавил, что если дело, по которому он нас вызвал, известно стрелку Игнатову, то оно неизвестно мне, командиру части, а обоим нам — его распоряжения, которые он сейчас даст. После этих слов полковник Кобылинский сообщил, что министр Керенский ему передал решение Временного правительства о немедленном перевозе Царской Семьи в другое более благонадежное место, называть которое ему временно запрещено.
— Я знаю куда, — сказал Игнатов.
— Куда?
— Или в Архангельск, или в Вологду.
— Пусть будет так, — спокойно проговорил полковник Кобылинский и пристально посмотрел на меня.
— Но этого не будет. Совдеп этого не допустит, — заметил Игнатов.
— Почему?
— Потому, что Вологда близка к Архангельску, где стоят англичане. В Архангельск же ни под каким видом. Их увезут из России. — Англия отказалась Их принять, — сказал полковник Кобылинский.
— Это буржуазная уловка, — с усмешкой возразил Игнатов.
На возражения Игнатова полковник Кобылинский сказал, что говорить об этом сейчас не время, а что надо немедленно приступить к исполнению распоряжения Керенского, и приказал сейчас же по нашем возвращении в полк сформировать полного состава мирного времени роту. (…)
Отдав приказания, полковник Кобылинский еще немного позондировал Игнатова относительно решения Петроградского Совета, но последний отвечал уклончиво, глядя на него с усмешкой исподлобья.
По дороге в полк Игнатов сказал мне, что вопрос о перевозе Царской Семьи (он назвал Романовых) — вопрос давнишний и почему-то Временным правительством всегда откладываемый разрешением. Петроградский Совдеп настойчиво требовал увоза Царской Семьи из Царского Села в более надежное место. Официальной причиной этого требования выставлялась боязнь проявления нежелательного эксцесса по отношению к Царской Семье, а в действительности опасение за Ее бегство за границу России.
На мой вопрос, куда же намечено Ее перевезти, Игнатов ответил, что уже точно не в Архангельск. Вероятнее всего повезут в Сибирь, в один из городов, наименование которого начинается на букву Т.
— Тюмень? Тобольск?
— В последний, — перебил меня Игнатов». [290]
Приведенный выше отрывок убеждает нас в том, что «тайна» вывоза Царской Семьи в Тобольск была «секретом Полишинеля», если даже какой-то рядовой Игнатов знал об этом. Полностью разоблачается и ложь о том, что причиной увоза в Тобольск было якобы опасение Временного правительства возможного «эксцесса» в отношении Царской Семьи.
В своем сборнике статей, изданном в Париже в 1922 году, который мы уже цитировали, Керенский яростно доказывает, что он сделал все от него зависящее, чтобы отправить Царскую Семью за границу, но этого ему не дали сделать англичане. Он на 6 страницах защищается от нападок «реакционеров» и обвинителей его в гибели Царской Семьи. И вдруг на самой последней странице он пишет загадочную фразу, которая выделена у него иным, чем весь остальной текст, шрифтом: «Летом 1917 года б. Император и его Семья остались в пределах России по обстоятельствам, от воли Вр. Пр. не зависевшим». [291]
Что это были за причины, которые не зависели от Временного правительства? В чем была причина той конспиративности, с какой было принято решение об отправке Царской Семьи в Тобольск? Щербатов приводит следующие слова Керенского, объясняющие эту причину: «Керенский сказал, что Тобольск тоже был выбран Ложей». [292]
Итак, причина снова была в масонском факторе. Именно этот фактор делает понятными и несуразные объяснения Керенского по поводу «недоразумений» в Крыму и по поводу бурлящей «рабоче-крестьянской» России, и та конспиративность, с какой принималось решение о высылке в Тобольск, и то, что, согласившись с просьбой Государя отправить их в Крым, Керенский внезапно изменил свое решение в пользу Тобольска. Именно в масонских планах в отношении судьбы Государя следует искать объяснения действий «временных», а не в политических или иных аспектах их деятельности. Но почему именно Тобольск был выбран масонами для ссылки Императора Николая II и его Семьи? «Если я и выбрал Тобольск, — писал Керенский, — то исключительно потому, что это было место исключительно изолированное, с маленьким гарнизоном, без промышленного пролетариата и с населением, благоденствующим и довольным своей участью». [293]
Но у Керенского все противоречит одно другому: если хотел спасти Царскую Семью, зачем повез ее в далекий Тобольск, если боялся реставрации, то зачем отправил в город с в целом монархически настроенным населением и с маленьким гарнизоном, если хотел понравиться Советам, то почему не заключил хотя бы Императора Николая II в Петропавловскую крепость?
Вероятно, ближе всех подошел к истине Н. А. Соколов, когда писал: «Был только один мотив перевоза Царской Семьи в Тобольск. Это тот именно, который остался в одиночестве от всех других, указанных князем Львовым и Керенским: далекая, холодная Сибирь, тот край, куда некогда ссылались другие». [294]