Николай Коперник
Шрифт:
Долгая словесная дуэль, вконец измучившая испытуемого, прекращается по знаку канцлера. Докторам раздают листы, на одной стороне — «отвергаю», на другой — «одобряю».
Восемнадцать прочеркнутых листов переданы канцлеру:
— Все восемнадцать докторов одобряют частный экзамен.
Это делает Коперника лиценциатом. Без промедления и передышки ученая коллегия в торжественном шествии направляется в собор.
Коперник во второй раз всходит на кафедру. Кругом міного народа. Перед пестрой толпой ученых, студентов, случайных, забредших в церковь зевак торунец держит «публичный экзамен» — он читает юридический доклад. Сущность испытания — умение хорошо излагать свои мысли. Это экзамен по логике и красноречию.
В соборе доктора голосуют бобами. Коперник получает восемнадцать белых бобов и ни одного черного. Теперь он уже доктор декретов.
Главный промотор Леутус поднимается с места, чтобы вручить Копернику знаки докторского достоинства. Он вкладывает в его руки закрытую книгу:
— Удерживай в памяти все, чему научился! Расширяй познания постоянным упражнением!
Возлагает на голову докторский берет:
— Ты заслужил его большим трудом! Надевает на палец золотой перстень:
— Ты обязан быть на страже справедливости, как жена на стороне мужа!
Наконец целует Коперника:
— Даю тебе поцелуй мира. Никогда не твори раздора, а только мир и согласие.
Канцлер-викарий благословляет коленопреклоненного доктора Коперника и покидает собор. Церемония окончена.
Коперник, окруженный коллегами, равными ему теперь по ученому рангу, выходит на площадь в новом докторском берете. Все запросто отправляются в тратторию. Новорожденный доктор угощает своих экзаменаторов.
IX. ЛИЦБAPКCКИЙ ЗАМОК
Возвращаясь в 1506 году из Италии в родные края, Николай прощался с молодостью.
Пятнадцать лет провел торунец в многолюдных городах, и каждый день взор его тешило зрелище жизни красивой и пестрой. Он успел полюбить перезвон голосов на шумных площадях, веселую сутолоку улиц.
В прошлое, в воспоминания уходили студенческие годы. Перед тридцатитрехлетним доктором Коперником четко обозначился предуготованный ему путь будущей жизни, уныло однообразный, такой, каким прошли до него к могиле сотни вармийских каноников.
Фромборк… рыбачье поселение на берегу Фрыского залива Балтики. Три сотни убогих хижин прижались к огромному собору, как цыплята к наседке. Кафедральный собор стоит на холме высоко над побережьем. За бурой, увенчанной башнями стеною могут укрыться десять тысяч вармийцев из окрестных деревень епископской области.
Огромный двор вымощен булыжником. В центре — собор, а вдоль стены — небольшие кирпичные дома. Лучшие отведены под жилища каноников, в остальных разместились священнослужители, не имеющие канониката. Здесь это — люди второго ранга. Они могут быть даже прелатами, но им достанутся одни плевелы от урожая, собираемого с епархии. Зерна будут поделены между канониками. Шестнадцати каноникам положено владеть благами, добытыми трудом землепашцев и ремесленников всех городов и весей на пространстве полутора тысяч квадратных километров.
Какими же достоинствами нужно обладать, чтобы стать собратом этой богатой корпорации? Дверей в нее не могли открыть ни образование, ни заслуги перед церковью. В средние века все каноникаты во всем католическом мире рассматривались как места, уготованные для безбедного существования отпрысков привилегированных кругов общества. Претендовать на сан каноника во Фромборке мог выходец из прусской торговой аристократии. Николай Коперник, его брат Андрей к этому кругу принадлежали, и каноникат достался им.
Любопытно выглядели купеческие сыновья, посвятившие себя служению церкви. Одежда их весьма отдаленно напоминала духовное облачение. Богатые ткани, вольный покрой… Признать служителя культа в разодетом в парчу и бархат канонике можно было, только когда он снимал с головы шляпу с плюмажем: на темени белела тонзура — пробритое место величиной с пятак. Члены капитула любили по-дворянски пристегивать шпагу к левому бедру. Епископские послания вынуждены были неоднократно настаивать, чтобы каноники являлись на заседания Совета капитула без оружия.
Фромборкский каноник обязывался содержать не менее двух слуг для личного услужения и трех выездных лошадей. Челядь его жила вне соборного двора. Каждому канонику капитул предоставлял в пользование пригородное поместье. Там проводил каноник теплое время года, там размещались его слуги и лошади.
Обязанности? Каноник должен был каждодневно выстаивать заутреню и обедню в соборе, отправлять заупокойные службы по богатым дарителям и присутствовать на заседаниях капитула. На него могло быть возложено управление частью духовных или имущественных дел. По требованию епископа канонику полагалось приходить ему на помощь «советом и содействием».
Оставалось много ничем не заполненного времени. Безделье рождало интриги, нескончаемые споры за долю благ, делимых по очень сложной шкале. За внешним благолепием жизни под сенью стрельчатой, устремленной в небо соборной башни прочно угнездились тайные пороки, пьянство, распутство.
На сытных церковных хлебах легко облениться, объесться, обпиться. Каноник с одышкой от чрезмерного жира, безудержный обжора, лентяй и распутник — сколько таких персонажей знал народный театр средневековой Европы! В католических странах народная речь пестрела присловьями вроде: «толст, как каноник», «блудлив, как каноник», «ведь не каноник ты, чтобы так трястись над мошной».
Необходимость жить неотлучно при соборе тяготила и удручала. Многие предпочли бы устроить жизнь так, чтобы получать «должную им» пребенду и жить «на людях» — в Торуни, Гданьске. Епископам вармийским и Римской курии пришлось прибегнуть к строгости — каноники, отсутствующие из капитула без особого разрешения, лишались половины пребенды.
Вармийcкие каноники вели жизнь богатых помещиков. Глава епархии, вармийский епископ, походил на удельного князя. Вся Вармия поделена была так, что каноники владели одной третью области, а епископ — двумя третями. На своих трех тысячах квадратных километров епископ вармийский был полновластным феодальным владетелем, сам определял налоги горожан, устанавливал оброк для крепостных, чинил суд, раздавал привилегии дворянам и купечеству. Его личные доходы достигали пятнадцати тысяч гривен в год — в три раза больше, чем королевская казна тратила на содержание Ягеллонского университета.