Никому не скажем

Резник Юлия

— Я могу рассчитывать на твою откровенность?

— Почему нет? Я никогда и ничего от тебя не скрывала.

— Окей. Кто тебе наплел… про нас с Лерой? Почему ты так просто ему поверила?

Ева резко оборачивается. Впивается взглядом в мое лицо и, покачав головой, снова концентрируется на дороге.

— Удивительно. Ты просишь меня об откровенности, а сам лукавишь даже сейчас.

— Я лукавлю?

— Ну, а как еще понять твои вопросы? Кто мне наплел о тебе с Лерой, и почему я так просто ему поверила… Ты серьезно? Будешь утверждать, что

между вами ничего не было?

— Было. Но только однажды. Я… сорвался. Понимаешь… до меня дошли сплетни о вас с отцом. И если бы это кто-то один мне сказал — я бы, конечно, не поверил, но… В общем, мне тогда так дерьмово было, что хоть в петлю. А тут Лерка… и… не знаю. Сорвался я. — Веду рукой по лбу и отворачиваюсь к окну. — Вы даже не посчитали нужным скрывать ваши отношения…

— Тут ты прав. Мы действительно ничего не скрывали. Потому что нечего было скрывать.

— Вас видели вместе. Уже тогда. Отрицать это бессмысленно.

— Да разве же я отрицаю? Нет. Мы действительно виделись. Потому что твой отец помогал мне с визой. Да и вообще… помогал. У меня бабуля тем летом сильно болела.

— С какой еще визой? — её слова звенят у меня в ушах тревожной сиреной.

— С Британской, конечно же. Я так по тебе скучала, что… — Ева неопределенно взмахнула рукой. — А, к черту! Это сейчас неважно.

— Почему же? Важно… Для меня важно. Очень. — Бум-бум-бум… Что ж так сердце стучит? Еще немного, кажется, и выпрыгнет мне на колени. — Ты так по мне скучала, что…

— Бросила все, к чертям, и примчалась к тебе! Доволен?! Мне никто не рассказывал про вас с Лерой. Я… все своими глазами видела, Кит.

Мое сердце вываливается из груди, падает на пол и разбивается в мелкое кровавое крошево. Я склоняюсь к коленям, затыкая дыру в груди, но все напрасно. Не становится ни лучше, ни легче. Поднимаю голову и бьюсь лбом о панель, еще, и еще сильнее…

— Прекрати, Кит! Что ты делаешь?! Перестань…

Не могу перестать. Выходит, это я все испортил? Выходит… это… я? Собственными руками?

Выпрямляюсь. Подношу руки к лицу. Оборачиваюсь к ней. Я — безумец. Абсолютный безумец.

— Так… у вас ничего не было? Между вами… — мой голос срывается несколько раз за две короткие фразы.

Облизываю почему-то соленые губы. И смотрю на нее…

— Я была верна тебе до тех пор, пока это не перестало иметь значение для нас обоих.

Киваю. Гляжу перед собой и киваю. Еще, и еще. Каким-то своим, еще до конца не сформировавшимся мыслям.

Обхватываю голову. Тру виски.

— Зачем же ты вышла за него?

— Он предложил, а я согласилась.

Мне кажется? Или она тоже плачет? Ничего не вижу… Все расплывается.

— Чтобы отомстить мне?

— Нет. Чтобы не быть одной, Кит. Я так нечеловечески устала к тому моменту… Груз на моих плечах становился все неподъёмнее, и у меня просто не было сил тащить его дальше одной. А Саша, он… — пожимает плечами, — он просто взял на себя все мои проблемы махом.

— Ты любила его?

— Не так, как тебя.

Несколько

долгих минут мы едем в полнейшей тишине. Я пытаюсь переварить полученную информацию, но ничего не выходит. Меня мутит. И если Еву я, кажется, понимаю, то отца… отца я понять не могу. В моей голове — миллионы вопросов, ответы на которые я вряд ли когда-нибудь получу.

— Послушай, не уверена, что могу вести дальше. Ты не против, если я где-нибудь тут припаркуюсь?

— Валяй…

Ева включает поворотник и, шмыгая носом, сворачивает к торговому центру.

— Если бы он не был уже мертв, я бы… — замолкаю. Потому что не знаю, что сказать в продолжение мысли. Я бы что? Убил его? За что? За то, что он сумел построить любовь там, где я облажался?

Оборачиваюсь. Ева осторожно паркуется и заглушает мотор.

— Я всю свою жизнь любил только тебя. И то, что случилось с Леркой… оно для меня ничего не значило. Я… просто сломался в тот момент. И мне нужен был кто-то, с кем я бы почувствовал себя вновь живым. Слышишь? Она никогда и ничего для меня не значила… — хватаю Еву за руку и разворачиваю к себе. — Все, что случилось — одно большое чудовищное недоразумение! Почему ты мне ничего не сказала? Почему не ворвалась в комнату и не устроила истерику! Не повела себя так, как на твоем бы месте себя повела любая другая баба?!

— А ты, почему? Почему так запросто поверил в то, что я — предательница? Впрочем… какая теперь уж разница, правда? Ничего не изменить. Одиннадцать лет прошло… Одиннадцать лет, Никита.

Ее слова меня душат. Или это что-то другое? Чудовищное понимание необратимости того, что случилось. Я нащупываю ручку, открываю дверь и едва не вываливаюсь на серый асфальт парковки. Ева остается внутри. И в этом определенно имеется какой-то смысл. Гребаная необходимость — прямо сейчас держаться от неё подальше… Потому что иначе — как знать? Я уже ни в чем не уверен. Особенно в адекватности собственных же поступков.

Где-то в стороне с громким утробным рыком оживает мотор машины. Отхожу с проезжей части, хотя желание быть вкатанным в асфальт — велико, как никогда. Прижимаюсь спиной к бетонной свае, покрытой черными и ярко-желтыми полосами, и поднимаю взгляд. Ева наблюдает за моими метаниями с поистине сфинксским спокойствием.

Поначалу мне кажется так… Но потом я замечаю то, чего не разглядел сразу. Слезы… Текущие по ее щекам слезы.

Каким же она, должно быть, считала меня придурком! Сколько боли я заставил ее пережить?

Трясу головой и возвращаюсь назад к машине. Сейчас мне нужно быть сильным. Сильным, как никогда. Не думаю, что у меня есть время на раскачку. Пока еще есть хоть малейший шанс… Забираюсь в салон. Захлопываю за собой дверь и поворачиваюсь к Еве.

— Ты сможешь меня простить?

— Я не знаю… Не слишком веселая у нас получилась история. Кит… Мы не сможем взять ее и переписать.

— И не надо переписывать, слышишь?! Сжечь, к чертям, весь этот талмуд, и начать писать ее заново.

— Боюсь, нас не поймут.