Никому не скажем
Шрифт:
Май врывается в нашу жизнь грозами и удушающей, совсем уже летней жарой. И хотя все свободное время мы стараемся проводить вместе — ничего у нас с Китом не выходит. Нам все равно мало… Времени и друг друга. Мы оба держимся из последних сил. Я — сидя на подоконнике. Он — собирая вещи.
В какой-то момент мое терпение заканчивается. Я спрыгиваю на пол и подхожу к нему, замершему. Касаюсь покрытым испариной лбом его голой спины. Руки ложатся на живот, поднимаются вверх по кубикам пресса, зубы легонько прикусывают кожу.
— Ева… — шипит он.
— Я хочу до конца, Кит… Хватит этих глупостей. Я
— Ты уже моя.
— Нет! Ты знаешь, о чем я.
Не понимаю, зачем он упрямится. На самом деле за те месяцы, что мы с Китом встречаемся, от моей невинности уже ничего не осталось — столько всего мы перепробовали в сексе. И только до главного блюда все никак не доходят руки.
Точнее… ну, вы поняли.
Кит усмехается. Опрокидывает меня на кровать, рядом со сваленными в кучу вещами, и нависает сверху. Глядя мне прямо в глаза, опускает вниз бретельку моего хлопкового сарафана и сдавливает между пальцев сосок.
— Сделай это! — умоляю я.
Кит снова улыбается, качает головой и задирает юбку, оголяя бедра. Опускается между ними и толкается в меня через одежду. Шиплю… Рыком стаскиваю с него шорты и сжимаю в ладони член. Стеснения нет. Оно давно пропало. Кит изучил каждый сантиметр моего тела. А я его…
— Дождись меня.
— Я дождусь!
— Вот тогда его и получишь… — Кит сдвигает в сторону мои трусики и скользит вверх-вниз по влажным, налившимся в ожидании ласки лепесткам. Я закусываю губу и выгибаюсь. Меня ведет от эмоций. — Хочу знать наверняка, что ты дождалась. Сечешь?
Его лицо темнеет. Он впивается в меня взглядом темных, переполненных страстью глаз, взгляд которых пробирает меня просто до костей. Проходит несколько долгих тягучих секунд, прежде чем до меня доходит смысл его слов. Это просто невероятно! Толкаю его в грудь руками, но он смеется, не давая мне себя скинуть.
— А на слово ты мне, выходит, не поверишь?! — рычу.
— Поверю. Но так, — Кит осторожно погружает в меня палец, — так будет надежнее.
— Иди к черту!
Подумать только! Я столько недель гадала, почему же он останавливается на самом интересном, когда даже моя защита пала, и тут выясняется, что он просто не доверяет мне!
— Ни за что. Мне предстоит почти год воздержания! Ну же, Ева! Скоро самолет. Сделай же с этим что-нибудь…
Он гад! Да, гад! Иначе не скажешь. Но я не могу ему отказать. Потому что люблю его до дрожи в коленях, потому что хочу, чтобы ему было хорошо… Зажмуриваюсь и заставляю себя расслабиться.
— Так лучше, — одобрительно шепчет Кит. — Моя девочка. Я люблю тебя…
Не хочу думать о том, что он мне не доверяет! Пусть! Я докажу ему, как он был не прав. Он вернется и закончит начатое, а пока… Толчком заставляю Кита перевернуться. Веду руками вниз по его груди, спускаюсь ниже.
Перекидываю ногу через него. Провокационно облизываю губы. Я ни с кем этого не делала. Кит — мой учитель.
Сжимаю его ствол в руке и, медленно наклонившись, вбираю головку в рот. Горчит… Горечь перед предстоящим расставанием — она повсюду. Но я не позволяю ей отравить этот миг. Я вбираю его глубже и выпускаю, вбираю и выпускаю…
Я все еще ощущаю на губах его вкус, когда мы прощаемся. Вокруг снуют люди, рядом — с ноги на ноги переминается Китов отец, но
Не могу. Просто не могу… Смотреть, как он уходит… Улыбается, машет над головой паспортом с вложенным в него посадочным талоном и теряется за тонкой перегородкой паспортного контроля. Все…
Прячу лицо в ладонях. Из меня будто выкачали весь воздух, и кажется, будто я слышу звук, с которым рвутся соединяющие нас с Китом нити. Опускаюсь на колени. Прямо посреди долбаного аэропорта. Слишком драматично и по-киношному, знаю… Но, один черт, устоять не могу.
— Эй-эй! Ты что? Ну-ка, вставай немедленно! Все будет хорошо.
Отец Кита обхватывает меня за талию и заставляет подняться. Смотрю на него, держусь за него, но ничего не вижу…
И еще не знаю, что вот так же полгода спустя он будет меня держать, когда я узнаю, что у Кита есть другая. И потом, почти одиннадцать лет. И в горе, и в радости будет меня держать…
— Ну, куда ты идешь? Выход там! Ева…
Моргаю глазами. Ах да… Китов отец.
— Простите. Вы… подкинете меня до города?
— Ну, конечно, — он сводит брови и кажется мне ужасно строгим. В этот момент я еще не знаю, что его строгость — маска, под которой он прячет свои ко мне чувства, не желая переходить сыну дорогу. Давая нам шанс.
— Спасибо.
Идем к выходу. Пересекаем дорогу, находим машину на стоянке — все — как в бреду.
— Ты не расстраивайся, слышишь? Тут у меня… — отец Кита кивком головы указывает на заднее сиденье, — ноутбук ненужный. Кит сказал, что ты планируешь ходить в компьютерный клуб, чтобы поддерживать с ним связь. Так что… вот. Не надо никаких клубов. Только интернет домой проведи. Справишься?
Отчаянно трясу головой и смотрю на тот самый ноутбук, как на чудо. И не знаю, что, даже имея под рукой средство связи, слышать Кита смогу не больше пары раз в месяц. У него банально нет времени мне звонить. В Сандхерсте жесткая дисциплина и чудовищный режим тренировок. Но я не знаю этого… Кит бережет меня и не говорит. Все, что было между нами — кажется сном. Я прокручиваю в голове каждую проведенную с Китом минуту, секунду… И этим живу. А потом, когда становится совсем невмоготу, решаюсь к нему приехать. Возможно, не соверши я этот отчаянный бросок через полмира — все бы у нас сложилось, но… Прошлого не изменить. Мы все — заложники прошлого.
Глава 24
Ева. Настоящее.
Долгое время мы с Китом молчим. Салон машины остывает, холод проникает под тонкую курточку и растекается по телу ознобом. Завожу мотор, вновь включаю подогрев сидений. Мой телефон бесконечно тренькает. Кит то и дело бросает на него короткие взгляды, и в какой-то момент я просто отключаю звук.
— Не ответишь?
Качаю головой:
— Не хочу. Вообще ничего не хочу, хотя перед праздниками работы по горло.
Мне ничего не нужно объяснять. Кит прекрасно понимает мое состояние. Он и сам чувствует себя где-то так же. Как и я… потерянным. И, наверное, нам не стоит и дальше углубляться в прошлое, по крайней мере, сейчас. Но не получается. Мы увязли в нем, как бабочки в хвойной смоле. Наши крылья слиплись, и кажется, что нам уже никогда ни за что не взлететь.