Никто, кроме президента
Шрифт:
– Педофилам – наш пламенный привет! – На лестнице показался веселый и довольный жизнью Буба Кудасов. – Слушай, Лева, а чего это дети от тебя такие смурные разбегались? Кто у тебя сегодня был-то? Джек-потрошитель?
– Почти, – кивнул я. – Писательница Таисия Глебовна Тавро. Она же «ТТ», она же русская Патрисия Хайсмит. Чемпионша в жанре женского детектива, по версии «Книжного вестника».
– Серьезная гражданка, – согласился Буба. – Я ее романами тещу задабриваю. Как только та наедет, я ей сразу – хлоп, и свежий томик достаю с полки: читайте на здоровьичко, дорогая Валерия Геннадьевна! Теща у меня от Таисии прямо балдеет. Она тоже довольно-таки в теле, и очень ей в кайф, что под конец каждой книжки всех худых баб сажают в тюрягу, а
– Ничего бы ты ей не высказал и не навел! – осадил я его. – Молчал бы в тряпочку, как миленький. Ты, Кудасов, не из тех, кто с гранатой бросается под носорога. Ты у нас смелый только в профкоме – контрамарки себе выбивать. Одни, понимаешь, работают, а другие на халяву в Большой ходят.
– Спокойнее, Лева, спокойнее. – Кудасов примирительно поднял руки. – Чего ты разволновался? Ну ладно, хорошо, йес, беру свои слова обратно. Ты прав. Кому же с братом ее, прокурором, охота ссориться? Дураков нет… И, кстати, не иду я ни в какой театр. Мне сегодня одну халтурку здесь же, в «Останкино», подкинули… И вообще не факт, что вечером в Большом спектакль будет.
– То есть как? – Я похолодел. Без театра весь наш коллективный план спасения президента тут же вылетал в трубу.
– Васильчикова, звезда наша, с утра поругалась с Темкой Кунадзе и забастовала, – доложил всезнающий Буба. – Ну и Артем Иваныч, человек южный, горячий, тоже пошел на принцип… Короче, девяносто из ста, что премьеру сегодня отменят на фиг.
47. КАХОВСКИЙ
Почему-то я не удивился звонку Лаптева, вчерашнего чекиста, который теперь настойчиво зазывал меня на Крайне Важный И Очень Срочный Разговор.
И уж тем более я не удивился месту нашей встречи: не его рабочий кабинет на Лубянке и не какое-нибудь кафе в центральной части города. Мне полагалось прибыть на безлюдный пятачок в спальном районе – туда, где еще сохранился остаток бывшего леска.
Подобное место выбирают не для бесед. А для того, чтобы убить.
Внезапная смерть Дениса Ларягина стала мне сигналом: эти не успокоятся. Газетная истерика насчет олигархов была, как я и подозревал, лишь прелюдией. Первой ласточкой. Легкой артподготовочкой. Думаю, судебных процессов типа моего больше не будет – чересчур громко и канительно, да еще загранице надо чего-то врать. К тому же некоторые сукины дети, наподобие того же Дениса, обзаводятся депутатским иммунитетом. Но против несчастных случаев иммунитет бессилен. Автокатастрофа не вызывает споров, ведь людей ежедневно сбивают десятками. Бабушке с косой не разобрать, депутат ты или нет. Очень удобно.
Хотел бы я знать, что приготовили мне. Поскользнулся, упал – башкой о пенек? Шел по тропинке – загрызли волки? Скушал гриб – оказалась поганка? Неубедительно. Траванулся паленой водкой? Даже почетно. Буду я лежать с моим народом – там, где мой народ, к несчастью, лег. Посмертная популярность в широких пьющих кругах мне обеспечена. Быть может, и звание олигарха мне за это скостят… Но вот вопрос: зачем мне ее распивать в таком районе? Лаптеву проще было бы заявиться с отравой ко мне домой. И потом, довольно многие знают, что крепких напитков я не люблю. Если Каховский что-нибудь пьет, то это либо чай, либо кофе.
Подсыпать диоксина в чай? Хм. Никому еще, по-моему, в графе «Причина смерти» не писали: «Отравление чаем “Липтон”». Фирма больно солидная, начнет еще докапываться… Нет уж. Вероятно, будет избрано самое простое – убийство с целью ограбления. С какой же еще целью обычно убивают богатеев? Неизвестное лицо похитит из кармана трупа бумажник с тремя червонцами.
– Конечно, Макс, – сказал я Лаптеву. – Через час приеду.
Не
Против Лаптева лично я ничего не имею – до сих пор докуриваю его сигареты, мерси ему. Но прихлопнуть меня, как Дениса, я никому не позволю. И не надейтесь, господа хорошие.
Расстелив на столе носовой платок, я выложил на него свой наградной «стечкин» и осмотрел его с разных сторон. Вроде все цело. Вытащил магазин и пересчитал патроны – ровно двадцать штук, как и было. Пощелкал туда-сюда переключателем на автомат – не заедает. Прощупал мушку, дунул в ствол, проверил спусковой крючок. Никаких проблем. Прицелился в абажур – рука не дрожит.
Последний раз я тренировался в тире года два назад, но, надеюсь, азы не выветрились из головы, и автоматизм движений остался. Это как езда на велосипеде или на роликах: раз научился, отучиться невозможно. Жаль только, что из четырех магазинов, бывших в комплекте со «стечкиным», я расстрелял три. Два из них – хотя бы с пользой, примериваясь к мушке. Третий вытратил вполне бездарно – в скорострельном режиме палил, дурак, по тыквам. Впрочем, и это дело: теперь хоть голову с тыквой не перепутаю.
Я вернул магазин на место, подышал на медную пластинку со спичем от МВД и протер ее краешком носового платка, чтобы блестела.
Похоже, я единственный из всей нашей бизнес-компании, кто еще сохранил у себя наградное оружие. Вова Гусинский после первой же экспресс-отсидки велел переделать свою боевую «беретту» в газовую, заменил текст на пластинке и передарил игрушку кому-то из актеров сериала «Мусора». Петя Кайль, я слышал, свой «макаров» разобрал и выкинул в нужник на старой дедовской даче. Сын Теянова утопил отцовский в Яузе, от греха подальше. Хитрый Папанин свой передал в дар краеведческому музею на «малой родине». Практичнее всех поступил Береза, который перед отъездом ухитрился впарить подарочный «ПМ» за приличные бабки какому-то сумасшедшему коллекционеру – ну так Береза есть Береза! Ас коммерции. Из сухофруктов сок выжмет. Он, говорят, прикупил себе участок на Хайгейтском кладбище и половину его сдает в аренду каким-то иранцам. Чтобы, значит, свято место пусто не бывало…
На метро с двумя пересадками я бы добрался минут за пятьдесят, но прямой автобус выиграл для меня лишние четверть часа. Потому я возник на пятачке раньше срока. Как и рассчитывал. Полезная привычка являться загодя сохранилась у меня с тех незапамятных времен, когда и «Пластикса» никакого не было, и даже заводик в Воронеже, еще никем не приватизированный, мирно загибался на госдотациях, штампуя бессмысленных пупсов. В те годы молодой частный предприниматель Сережа Каховский был хозяином пуговичной артели со штатом в десять человек. При этом на мои жалкие пуговки точили зубы сразу несколько районных бандюганов, каждый из которых грубо навязывался мне в кореша. Я лавировал месяцев восемь, уходя от выбора и молясь, чтобы мои доброхоты крепко влипли по какому-нибудь другому делу. Так, в конечном счете, и вышло. Артель уцелела и дала мне начальный капитал. А не умей я правильно прибывать на «стрелку», давно бы числился пропавшим без вести. И неупокоенные мои косточки гнили бы незнаемо где.