Никто не видел Мандей

Джексон Тиффани Д.

Мама шипела и обзывала его «пылесосом», но только в шутку. Ей нравилось, что он так любит ее стряпню.

– Только не слишком жирное, Крис, – сказала мама мяснику за прилавком. – Моему старичку вредно столько холестерина.

Мясник засмеялся.

– Да, госпожа начальница… Что-нибудь еще?

Мама знала, как флиртовать с мясниками, чтобы они выбрали для нее лучшие куски, а те ценили ее любовь к ростбифам и бараньим отбивным.

– Говядина для обжарки, – добавила мама, глядя в

список. – Но полоски нужны потолще.

– Понятно.

Я прислонилась к тележке, полной консервов и свежих овощей, и уткнулась в журнал «Севентин», прячась от усмешки, которую мама выдавала всякий раз, когда смотрела на меня.

– О-о-о, мам, ты посмотри, какой красный цвет! – сказала я, указывая на рекламу лака для ногтей.

– Горошинка, разве у тебя мало красных лаков?

– Это не просто красный – это синий красный! И это гелевое покрытие! К нему даже набор прилагается.

Мама покачала головой и переключила внимание на горку индюшачьих гузок.

– Видит бог, только ты способна найти отличие…

В этот момент что-то промелькнуло на краю моего поля зрения. Я подняла взгляд и увидела ее. Мандей. Она стояла около хлебного отдела. Даже со спины я не могла не узнать эту джинсовую куртку с воротником в красную полоску и стразами. Ту куртку, которую отдала ей я. Колени у меня так подкосились, что пришлось навалиться на тележку, чтобы не упасть.

– Мандей? – выдохнула я.

Она не услышала меня и свернула налево, к следующему отделу. Бросив журнал в тележку, я кинулась за Мандей так, что заскрипели подошвы кроссовок по полу.

– Мандей! – крикнула я, слыша облегчение в собственном голосе. В груди у меня пульсировала радость. Никогда прежде мне не приходилось бегать так быстро – это была погоня за мечтой после пережитого кошмара. Я обогнула угол – и мое сердце разбилось о стену. Вблизи девушка в моей куртке, идущая по проходу между полок, оказалась намного выше, но я все равно вытолкала из горла имя:

– Мандей?

Девушка вздрогнула, словно от выстрела, и медленно обернулась. Я задохнулась, едва-едва узнав ее лицо.

– Эйприл?

Ее плечи поникли, как будто сама мысль откликнуться на собственное имя лишала сил.

– Чего тебе? – выдохнула она; голос ее звучал тихо и угрюмо. Старшая сестра Мандей выглядела… старше. Кожа у нее словно выцвела, под глазами виднелись большие черные мешки; она походила скорее на мать моих ровесников, чем на шестнадцатилетнюю девушку.

– Э-э… а где Мандей? – спросила я, продолжая пялиться на свою куртку.

Эйприл сжала губы, глядя мне прямо в глаза.

– Она… гостит у нашей тети.

– У вашей тети? – У Мандей действительно была тетя в Лореле, в Мэриленде. Но моя подруга уже много лет не упоминала о ней.

Я заглянула в тележку Эйприл. Три упаковки макарон с сыром, пакет сырных подушечек, белый хлеб, фруктовая смесь для пунша и банка арахисового масла. Мандей нельзя было есть арахисовое масло.

– Э-э… да.

– Она переехала к ней, что ли? Она уже пропустила целый месяц в школе.

Эйприл втянула воздух сквозь зубы.

– Не знаю.

Я сглотнула, не в состоянии достаточно быстро собраться с мыслями.

– А ты можешь дать мне ее номер, чтобы позвонить?

– У моей тети сейчас нет телефона, – ответила Эйприл, стискивая ручку тележки. – И вообще, мне нужно идти.

Я лихорадочно старалась придумать еще какие-нибудь вопросы, чтобы задержать ее подольше. Пусть даже Эйприл изображала глыбу льда – она была сестрой Мандей. Ниточкой, ведущей к моей лучшей подруге.

– Но… как ты думаешь, когда Мандей вернется домой?

Эйприл мрачно посмотрела на меня и еще крепче сжала ручку тележки, так что побелели костяшки пальцев.

– Клодия, просто… не лезь в это, ладно? – Я отшатнулась назад, когда она наклонилась прямо к моему лицу. – Держись подальше и не суйся. Не надо.

С этими словами она быстрым шагом направилась прочь, оставив меня в одиночестве стоять посреди прохода.

Не лезть? Она знала, что я приходила к их дому. А если знала она, то могла знать и Мандей. А если так – почему она мне не позвонила?

За год до прежде

– Не может быть? Так-таки и никто?

Скривив губы, Мандей сидела напротив меня на полу; нам опять пришлось торчать после школы в библиотеке. Мы болтались в дальней части зала, среди полок с журналами, и ждали, пока приедет церковная машина, чтобы отвезти меня на танцы. Огаст, еще слишком маленький, чтобы идти домой в одиночку, листал книги в детском уголке и жевал пластинки фруктового мармелада.

– Не-а, – ответила я, пожимая плечами.

– Врешь и не краснеешь! Хочешь сказать, что тебе никто не нравится? Ты что, никого не считаешь симпатичным? Даже Тирелла или Деметриуса?

Постукивая карандашом по блокноту, я силилась дописать эссе.

– Ну, они, конечно, милые, но в этом смысле мне не нравятся.

– Тогда кто? – не сдавалась она. – Ну же, признавайся!

Я вздохнула, утомленная тем, что теперь все наши разговоры сводились к новой увлеченности Мандей – парням.

– Должен же быть хоть один парень. – Она ухмыльнулась и подняла бровь. – Если только… это не девочка… ну, ты понимаешь. Кто-то, кто тебе нравится.

Я резко подняла взгляд от блокнота.