Никто не выйдет отсюда живым
Шрифт:
Почти сразу после того, как была начата запись третьего альбома, обстановка в студии стала ненормальной. Сначала в репетиционной комнате, а затем и в студии стеной стояла “свита”. Ночью Брюс Ботник вытаскивал из вокальной кабины потерявшую сознание толстую девочку с платьем, задранным выше пояса и без штанов, и все, кто хотел, трахали её.
Потом наступил вечер, когда Джон бросил барабанные палочки и ушёл. Однажды раньше он уже делал это, когда Джим был слишком пьян, чтобы петь на вечере выпускников Мичиганского университета. Но теперь его уход был окончательным.
Всё! – взорвался Джон. – Меня это достало, хватит,
Рэй и Робби посмотрели друг на друга, а затем вниз на Джима, который свалился на пол в студии и лежал в растекающейся луже мочи. Рэй медленно встал и прошёл в контрольную комнату. Он пожал плечами и сказал: “Я не знаю…” На следующий день, как обычно, в записи участвовали все четверо “Doors”.
Джон, Робби и Рэй начали потихоньку выяснять, кого бы можно было нанять для некоего дружеского контроля. Пол Ротшильд предложил Бобби Ньюверта, жившего тогда в НьюЙорке. “Doors” сказали, что слышали о нём.
Это спутник Дилана?
Больше того, – сказал Пол. Ньюверт был движущей силой, зарядом, и просто привлекательным энергичным человеком с беспечной внешностью. Он, кроме того, знал всех, кого нужно было знать – “с кем ты хочешь познакомиться, с Брандо?” Джоан Бааз говорила, что именно Ньюверт вдохновил Дилана на “Like a Rolling Stone”. – И, – сказал троим “Doors”
Пол, – он может навсегда “взять” Джима Моррисона. Он может занять его время, а с его умом – отвлечь его от девочек и пьянства, заставить больше двигаться, меньше спать и вовремя являться на концерты.
Трое “Doors” сказали Полу, что это им подходит, и Пол позвонил Джеку Холзману в НьюЙорк, сказав, что ситуация сильно ухудшилась, и они не уверены, что смогут записать третий альбом, пока кто-нибудь не сделает что-нибудь с Джимом. Джек сказал, что “Elektra” заплатит Ньюверту половину суммы.
Поскольку Ньюверт был, что называется, “странствующим художником”, они с Джимом встречались в Нью-Йорке и были немного знакомы, но, чтобы его роль выглядела естественной, Пол привёл его к Джиму во время мартовского турне “Doors”. План был такой, что Бобби начнёт делать фильм о “Doors” – документальную короткометражку, которая могла бы быть использована для раскрутки одного из выходящих синглов, сильно похожую на те, что были сняты для “Прорвись насквозь” и “Неизвестного солдата”.
Конечно, Джим делал то, что и собирался делать. “Не думайте, что “Doors” делали это за его спиной, – говорит Ньюверт, – потому что никто и никогда не делал ничего за спиной этого кота, потому что если вы абсолютно знали его, то вы знали, что он вовсе не был немым. От этого он предавался меланхолии – и немедленно. Мне предложили быть кем-то вроде неправящего правителя, да? Но в таком виде эта схема не работала. Кот приходил в уныние от каждого движения, которое делалось в этом направлении”. Итак, тем не менее, говорит Ньюверт, у них с Джимом завязались приятельские отношения. Сначала он попытался научить Джима играть на гитаре, но Джим отказался, потому что это было бы слишком долго. Тогда они занялись тем, что Бобби знал лучше всего: они просто бездельничали.
Это было совсем не трудно, парень. Не трудно измениться, потому что я тоже люблю холодное пиво и… текилу. Если говорить прямо, то нельзя сказать, что Джим должен был пить. Вы просто пришли бы к тому, что начали пить вместе с ним.
Джек Холзман посетил один из сеансов звукозаписи вскоре после того, как был нанят Ньюверт, и его тайно провели в вокальную кабину.
Я должен попросить вас о любезности, – сказал Робби.
Конечно, Робби.
Робби сказал Джеку, что они хотели бы получить вперёд авторские гонорары, которые они зарабатывали, но которые должны быть выплачены по истечении нескольких месяцев.
Сколько вам нужно?
Я не знаю, мы хотим выкупить наш контракт в “Sal and Ash”.
“Doors” обсуждали этот шаг несколько месяцев. “Dann and Bonafede” стали для них хорошим агентом и опытной рекламной фирмой, но в то же время они пытались разбить группу, уговаривая Джима выступать одному, а за кулисами они частенько снабжали Джима бутылками. То же самое они говорили отцу Робби и адвокату Максу Финку.
Джек Холзман никогда не любил менеджеров “Doors”, потому что, как он считал, они вбивали клин между ним и группой, когда, например, настаивали, чтобы ребята поменяли номера телефонов и скрывали новые от представителей “Elektra”. Поэтому он с радостью заплатил “Doors” аванс в сумме 250.000 долларов, часть того, что гарантировала реализация пластинки. “Dann and Bonafede” получили пятую часть этой суммы.
“Doors” просили вернуться своего прежнего гастрольного менеджера Билла Сиддонза. В тот год он покинул их, чтобы учиться, и, таким образом, избежать призыва в армию, но за 1500 долларов в месяц, которые обещали ему “Doors” – помимо процентов – он посчитал, что можетпозволить себе лишиться студенческой отсрочки и нанять хорошего адвоката специалиста в этой области (который впоследствии добился освобождения от службы и для Робби). Билл, которому было девятнадцать лет, был гражданином Канады со статусом постоянно проживающего в США иностранца, но он был самым типичным южнокалифорнийцем: высоким, светловолосым, хорошо сложенным, знающим толк в сёрфинге, мотоциклах, наркотиках и симпатичных девочках.
В то время не было ничего необычного в том, чтобы при молодости и наивности Билла стать преуспевающим менеджером рок -группы. Музыканты часто обращались за помощью к своим гастрольным менеджерам, когда возникали трудности. Кроме того, было ясно, что на самом деле “Doors” будут сами себе менеджерами, пока Билл бегает по офисам и служит связующим звеном между ними и их адвокатом, агентом, бухгалтером и журналистами.
Настроение и поведение Джима улучшилось, и серия из четырёх концертов в “Fillmore East” в Нью-Йорке перекрыли недавние воспоминания. Билл Грэхэм сначала сильно возражал против показа ярко импрессионистского фильма, который “Doors” сделали к “Неизвестному солдату” – в нём Джим привязан к столбу на венецианском пляже, выстрел, кровь хлынула у него изо рта – но в конце концов согласился.
Подростки признавали чёрно-белого ирландского Моррисона фигурой не меньше Бога. В “Crawdaddy” журналист Крис Вайнтрауб летом 1968-го года описывал Джима таким образом:
Он шагнул к микрофону, схватил его правой рукой, а стойку – пальцами левой, и посмотрел вверх, так, что свет бил ему в лицо. Мир родился в этот момент. Во всём мире нет другого такого лица. Оно так прекрасно, хотя по обычным меркам даже и не привлекательно. Я думаю, что именно поэтому, глядя на него, вы можете сказать, что он есть Бог. Когда он предлагает умереть за нас на кресте, это нормально, потому что он и есть Христос.