Никто не выйдет отсюда живым
Шрифт:
Как бы сильно ни симпатизировал Джим своим юным поклонникам, всё же во многих важных аспектах он сильно от них отличался. Не как “типичный” хиппи, Джим считал астрологию псевдонаукой, отвергал концепцию всеобщего единения личностей и не обнаруживал интереса к вегетарианству, потому что религиозный пыл часто проповедовал диету. Это было, как он говорил, догмой, и не находил ей применения.
Образование Джима, его ум и происхождение ещё больше отделяли его от многих поклонников. Выпускник колледжа (не бросивший его), ненасытный читатель с высокоразвитым католическим вкусом, он едва ли был непосредственным, буквальным, истинным человеком Маршалла МакЛухана. Нравилось ему это или нет, но он был очевидным продуктом южной семьи выше среднего
Ещё одним водоразделом между Джимом и его поклонниками был его путь от наркотиков к алкоголю. Выпивки к этому времени приобретали почти мифические пропорции.
У Эшера Дэнна была такая теория: если они с Джимом напивались ночью перед важным концертом, то это пройдёт и во время выступления Джим будет относительно трезвым. Эта теория не сработала ноябрьским вечером, когда “Doors” выступали в “Winterland” Билла Грэхэма в Сан -Франциско. Джим пил с Эшем в гостиничном баре с трёх до восьми: возможно, десять или двенадцать порций. Затем они присоединились к Тодду Шиффману, который купил ещё одну порцию, прежде чем впихнуть их в машину и отвезти на Филмор Авеню, причём во время поездки Джим буквально брызгал непристойностями.
Ты думаешь, он сможет выйти на сцену? – спросил Тодд.
Конечно, – сказал Эшер Дэнн. – Когда он напивается так, как сейчас, он лучше выступает.
Это было правдой лишь отчасти: когда он был пьян, он часто давал свои лучшие концерты; но, когда он был пьян, он давал также и некоторые из худших концертов.
Лимузин подъехал к стоянке. Появился Билл Грэхэм.
Где, чёрт возьми, вы были? – воскликнул он.
Мы здесь, Билл, – сказал Эшер, очевидно, такой же пьяный, как и Джим. – Мы не опоздали на концерт.
Лицо Грэхэма превратилось в маску, и он закричал:
По контракту группа должна была быть здесь ещё час назад: это значит, все четыре члена группы! В том числе и Джим Моррисон! – Грэхэм пальцем указал на Джима. – Он пьян, не так ли?
С того момента, как Джим поднялся на сцену, творился хаос. Толпа была в экстазе обожающая, застывшая. Джим бегал по сцене, сводя с ума осветителей на балконе. Он вставал на самый край высокой сцены, раскачиваясь над осветительными приборами в оркестровой яме, вертя микрофономкак верёвкой, со свистом носящейся над головами зрителей. Перед сценой была давка.
Билл Грэхэм стремительно ворвался в зал, спустившись туда из офиса, и стал сквозь толпу пробираться к сцене. Он размахивал руками, пытаясь привлечь внимание Джима. А Джим продолжал вертеть микрофоном. Его глаза закрыты, он весь – только музыкальный ритм. В конце концов он опять запустил микрофон в зал – так, что он как пуля попал Грэхэму в лоб и сбил его с ног.
После всего в раздевалке Джим подбил Эшера толкнуть его, что Эшер и сделал; Джим растянулся на полу.
В ноябре “Doors” попали в самый цвет списка “А”: “Newsweek”, “Time”, “New York Time” и “Vogue”. Это были не просто упоминания или хвалебные рецензии на записи – газеты исследовали и пытались дать определение “Doors”.
6 ноября “Nesweek” писала: “Качающиеся “Двери” раскрываются: бесчувственная сталь, таинственные звуки, хэллоуинский мир и запретный плод”. 15-го “Vogue” поместил фотографию Джима – с обнажённой грудью, с серебряным индейским полукруглым браслетом на шее – это была иллюстрация статьи профессора истории искусств, который рассказывал средней Америке о том, что Джим “забирает” людей. Его песни – мрачные, нагруженные каким-то фрейдистским символизмом, поэтические, но не милые, предлагающие секс, смерть, трансцеденцию… Джим Моррисон пишет так, как если бы это Аллан Эдгар По вернулся на землю в виде хиппи ”. 20-го “Time” вспомнил цитату Джима из биографии для “Elektra”: “Меня интересует всё, связанное с восстанием, беспорядком, хаосом”, а затем описывал музыку как исследование, которое “вело “Doors” не только мимо таких привычных для молодёжной одиссеи тем, как отчуждение и секс, но в символические царства бессознательного – в мрачные ночные миры, наполненные бьющимися ритмами, дрожащими металлическими тонами, неясными образами”. Фотография, сделанная за кулисами, показывала Джима, затянутого в чёрную кожу, упавшего, будто от наркотиков, одно только его лицо оказалось скрытым от камеры.
“ В самом деле, с тех пор, как умер Джеймс Дин и отрастил брюшко Марлон Брандо, не было единого и главного мужского секс -символа, – писал Ховард Смит, репортёр из “Village Voice”. – В Дилане всегда было меньше мозгового сердцебиения, а “Beatles” всегда были слишком умными, чтобы быть глубоко сексуальными. А теперь появляется Джим Моррисон и “Doors”. Если моя антенна настроена верно, то он может стать именно тем, кто сумеет долго притягивать массовое либидо”.
Рядом с этим предсказанием Смит опубликовал одну из фотографий Джоэла Бродски, которая стала известна как “фотография Молодого Льва” на “Elektra” – фотоснимок бюста, показывающий обнажённую грудь и одно плечо Джима с одинарной ниткой бус Глории Стэйверс на мускулистой шее, линию подбородка а ля Стив Кэньон, чувственно полураскрытые губы, немигающий испытующий взгляд, выделенные бакенбардами высокие скулы, причёску под Александра Великого.
Даже наиболее циничные критики соглашались, что Джим Моррисон был тем самым культурным суперменом, который больше, чем жизнь, был способен подвигнуть молоденьких девушек и многих мужчин к сексуальному удовольствию, а интеллектуалов – к пропасти. Интеллигентный нью-йоркский критик Альберт Голдман назвал его “рождённым прибоем Дионисом ” и “хипповским Адонисом”, в то время как Дигби Диль, вскоре ставший редактором книжного обзора “Los Angeles Times”, описывал его, ссылаясь на “полиморфную извращённую детскую сексуальность” Нормана О. Брауна.
Во время следующего визита “Doors” в Нью-Йорк Джим, пьяный, с выпученными глазами, появился в бутике на Лауэр Ист Сайд, где у них с Памелой была старая знакомая, в прошлый раз продавшая им несколько пар клёшей. Трина Роббинс жила в задней комнате и, когда он постучал в окно, она проснулась и впустила его. “Он не сказал ни слова. Он вошёл, снял одежду и так и стоял, голый. Вы знаете, он был так прекрасен. Он казался слегка смущённым, но спросил меня, хочу ли я уйти или нет”.
Джим часто видел Глорию Стэйверс, весьма неглупую эксмодель тридцати с чем-то лет хрупкой внешности и с ярким внутренним миром, которая редактировала журнал для подростков “16”. Рэй, Джон и Робби предупреждали Глорию насчёт Джима вскоре после того, как они познакомились, рассказав ей о ночи, когда он поливал из огнетушителя студию звукозаписи. “Будь осторожна, – сказал Робби, когда Глория предложила Джиму встать для съёмки на фоне стены, – он сделает то, что ты скажешь, и ещё раз, и ещё раз, а потом однажды он сделает что-то странное и жестокое”. Это выглядело, как если бы Робби говорил о любимом брате, у которого случались судороги. Предупреждение было вежливым и искренним.
Взаимопонимание было ещё в действии. Когда Глория сказала Джиму, что она хотела бы больше писать о нём и фотографировать его, чем группу, Джим расстроился, что другие “Doors” будут чувствовать пренебрежение к себе, и позволил себе заметить, что все вместе будут смотреться лучше. Когда менеджеры говорили Джиму, что без остальных троих он был бы даже более популярен, и был бы богаче, если бы у него были музыканты на жаловании по платёжной ведомости, а не равные партнёры, – Джим обещал подумать, а потом просто рассказал Рэю, Робби и Джону, и все вместе они стали думать о смене менеджеров. Джим рассказывал Глории: “Мне достаточно просто взглянуть на Рэя, чтобы понять, что захожу слишком далеко”. Когда Глория рассказала об этом Рэю, тот сказал: “Ну, я его очень люблю”.