Шрифт:
Никтофобия
Страх — самое древнее и сильное из человеческих чувств,
а самый древний и самый сильный страх — страх неведомого.
Г.Ф.Лавкрафт
Лагерная смена подходила к концу, и Роман, скучавший по родителям и городу, считал дни до отъезда. Время тянулось медленно. Дождь лил без остановки вторую неделю; глухой лес, окружавший лагерь, напоминал непроходимые мокрые джунгли, поэтому ни о каких обещанных ранее походах, тем более с ночевкой, не могло быть и речи. Небо, затянутое темными облаками, вгоняло в тоску, холодные серые дни монотонно сменяли друг друга. Мобильной связи не было, интернета тоже. Уставшие от отсутствия прогулок дети и воспитатели развлекались
Однажды все-таки выглянуло солнце, и ребят впопыхах вывели на прогулку к озеру в двух километрах от базы. Величественная, почти дикая природа привела Рому в восторг. Нос щекотал запах сырого мха, прозрачная вода манила глубинами. Даже холодный мелкий дождь, внезапно хлынувший наперекор метеосводке, не мешал наслаждаться красотой, но вмешались воспитатели, запретившие подходить близко к берегу, и не придумавшие лучшего развлечения, чем игра в мяч на спортивной площадке, сооруженной здесь, как показалось Роману, еще во времена юности его прадедов. Закопанные в землю трубы, между которыми устало провисла рваная волейбольная сетка, зияли дырами от проевшей металл ржавчины. Немногим лучше сохранилась одинокая баскетбольная стойка с металлическим щитом и корзиной для мяча, торчащая посреди песчаного пляжа. Ребята постарше метали в щит камни. При каждом попадании в цель по лесу разносился тревожный вибрирующий гул. В купе с моросью, грозным свинцовым небом над черными водами озера этот глубокий металлический звук подобно набату пробуждал в Роме мистический страх и навязчивое ощущение невидимого присутствия сверхъестественных сущностей. Казалось, сейчас разверзнутся небеса и вниз устремится ослепляющий луч вражеского инопланетного корабля, парализует задиру Сидоренко, нарушившего приказ воспитателя не бросаться камнями, подвесит высоко в воздухе, выжжет лазером на лбу заковыристый иероглиф и бросит оземь; или со дна озера стремительно выползет разбуженная шумом гигантская рептилия, готовая сожрать все три отряда неугомонной ребятни вместе с вожатыми и начальником лагеря «Солнечный». Роман отрешенно разглядывал мокрые зонты воспитателей, не сводил глаз со сверстников, прыгавших по песку за мячом в разноцветных дождевиках, и ловил себя на мысли, что всё это происходит не здесь и не сейчас. Удар мяча по голове, вывел подростка из ступора.
Всю дорогу назад Рома думал о том, чтобы снова вернуться сюда, постоять в одиночестве, коснуться воды. Это было бы так прекрасно, однако, из невольно подслушанной беседы двух шагавших рядом воспитателей узнал, что всю следующую неделю по прогнозам синоптиков дождь. Значит прогулок больше не будет, из развлечений останутся лишь книги и надоевшие фильмы в обществе новых, но таких чужих знакомых.
Как-то само собой вышло, что лидером среди ребят этой смены стал тринадцатилетний сын зажиточного местного фермера Антон, на редкость дерзкий, заносчивый и драчливый. Он быстро окружил себя свитой из симпатичных девчонок и спортивных парней, привлеченных его харизмой и ультратонким планшетом. Роман в круг доверия не попал. В свои двенадцать он выглядел совсем еще ребенком: хилый, сутулый, с бледным лицом и далеко неполным комплектом коренных зубов. Обычно таких мальцов по внешним признакам определяют в стан городских ботанов, вечно ошивающихся рядом со взрослыми из страха получить от сверстников пинок за нудные рассуждения на тему: «Зачем человеку спиннер?», «Есть ли жизнь за гаражами?», или «Я победил в городской олимпиаде по географии, а чего добился ты?», и о которых вспоминают лишь на время интеллектуальной битвы «Эрудит», проводимой между отрядами за серьезный приз – торт «Медовик» от поваров лагеря. Но внешность троечника Романа была обманчива – ему претила учеба, а также все виды взаимовыгодных отношений, на коих зиждилась крайне условная лагерная дружба ботанов с обычными ребятами. По своему обыкновению подросток вообще никуда не вписался, вел себя обособленно, никому не подчиняясь, и не примыкая к какой-либо группе. Его мало что интересовало. Единственной страстью являлись фильмы и книги в стиле хоррор – в этом парень действительно разбирался.
– Они снова смотрят этот глупый фильм про зомби, - грустно выдохнула Наташа, присаживаясь у окна библиотеки в непосредственной близости от Ромы.
Подросток удивленно смотрел на точеный профиль первой красотки лагеря и не верил своим ушам – неужели она заговорила с ним? Неужели он существует в ее реальности? Мальчик погасил экран старенького смартфона, оторвавшись от электронной книги Лавкрафта, и подсел ближе к девочке.
– Тебе не нравятся зомби? – тихо спросил он.
– Я их не выношу! – выпалила она, глядя на тонкие струи дождя, скользящие по оконному стеклу. – Мертвые люди пожирают живых… Это отвратительно.
– А мистика тебе нравится?
– Мистика – да. Люблю истории про привидения, духов, всяких мифических существ. Я даже верю в них. Чуть-чуть… Вампиры не нравятся – надоели до чертиков. Оборотни тоже… Вообще, я бы какой-нибудь фильм про любовь посмотрела, но не дают, - капризно буркнула она, достала из небольшой сумочки расческу и начала водить ею по длинным каштановым локонам.
Роман завороженно следил за этими медленными движениями, еще минута и он бы наверняка впал в транс, однако Наташа спрятала расческу, поднялась и, нервно оправляя юбку, двинулась в сторону телевизионной комнаты.
– А хочешь я расскажу тебе? – спросил Рома, не желая отпускать девочку.
– Что расскажешь?
Только сейчас она основательно разглядела этого белобрысого субтильного парня; пристально уставилась в его светло-голубые глаза так, что Рома почувствовал дрожь в коленях.
– Я знаю много мистических историй… - робко продолжил он.
– Если тебе интересно, конечно.
Наташа удивленно вскинула бровь и вернулась на прежнее место.
– Рассказывай, - задорно бросила она.
* * *
– Тише! – шептал Антон. – Сейчас воспетки сбегутся!
Мужская спальная старшего отряда вновь превратилась в кинозал. Подростки со всего лагеря, кто не уснул к трем часам ночи, плотно задвинув шторы на окнах, устлав пол матрасами и подушками, вздрагивали от страха в полумраке комнаты, просматривая фильм ужасов на планшете.
– Этот мы уже видели, - недовольно фыркнул Игорь – ровесник Антона, крепкий парень, общавшийся с другом на равных. – Давай что-нибудь новое! У тебя же на флешке есть.
– Нет ничего нового, - раздраженно ответил сын фермера. – Смотрите это. Про зомби интереснее всего.
В рядах зрителей послышался ропот.
– Не нравится?! – взвился Антон. – Я никого не держу!
Наташа, восседавшая на горе подушек словно королева, зло прошептала:
– Как же ты надоел, Антон! Как мы все устали от твоих командирских замашек и глупых фильмов! Если нет ничего другого, выключи! Будем рассказывать страшные истории. Мне сегодня Роман уже рассказал и про склеп, и про Тухлу…
– Ктулху, - тихо поправил Рома, но его никто не услышал.
– Что протухло? – не понял Антон и удивленно уставился на девочку.
– Наверное, что-то в склепе, - предположил Игорь.
– Дураки! – рассердилась красавица и затараторила быстрее прежнего, глотая окончания. – Не «протухл», а про Тухл! Понятно вам?
Повисла пауза. Ребята с недоверием смотрели на подругу.
– Я пересказал Наташе историю про склеп, написанную Говардом Лавкрафтом, - нарушил тишину Роман, - а потом начал рассказывать про Ктулху… Есть такой рассказ «Зов Ктулху». Может слышали?
– А! Ктулху! – дошло наконец до Игоря, и он звонко шлепнул себя ладошкой по лбу. – А я никак понять не мог… И что? – чуть понизив голос спросил он у Романа. – Страшные истории?
– Очень страшные, - признался тот.
– Пф! – прыснул от смеха Антон, презрительно глядя на Рому. – Наверняка и темноты боишься? Дома с включенным светом спишь, а в туалет мама за ручку водит?
Мальчик замер, не в силах что-либо ответить. Этот наглый выпендрежник Антон умудрился попасть в самое яблочко! Роман действительно очень боялся темноты – до ужаса, до приступов паники и криков по ночам; спал только при свете ночника, либо ютился на маленьком диване в комнате родителей, которые с пониманием относились к страхам сына. Они не знали об увлечении хоррором, иначе давно отобрали смартфон. Со своей стороны, Рома тяготился чувством вины: он осознавал, что поглощение ужасов при его буйном воображении и впечатлительности вредит психике - пугающие образы, почерпнутые из книг и фильмов, подпитывали ночные страхи, делали их сильнее, ярче, реалистичнее. Панические атаки все чаще оканчивались приступами удушья и спазмом голосовых связок. В конце концов, он решил завязать с опасным хобби, однако, не в силах совладать с собой, словно заядлый адреналинщик снова и снова погружался в мрачный мир чужих кошмаров, в итоге превращая их в свои.