Нимфоманка

Ишида Рё

Может быть, на уровне подсознания я стремился отсрочить момент, после которого ничего нельзя уже будет вернуть назад. Отец помялся перед дверью.

— Не мог бы ты когда закончишь, зайти в мой кабинет? — попросил он робея.

— Хорошо! Я зайду! — отвечал я.

Сидеть и ждать неизвестно чего, например того, что мой старик ляжет спать, было глупо, конечно. Даже если бы наш разговор не состоялся сегодня избежать его мне всё равно бы не удалось. Тяжело вздохнув, я направился в кабинет отца.

— Можно войти?

— Входи, Такаши!

Когда я вошёл, то сразу понял, что в кабинете многое переменилось. Самое главное мой старик переставил свой рабочий стол ближе к окну, тогда как раньше, он прятался в глубине комнаты. Сейчас перед отцом горел экран монитора, отбрасывая свет на его лицо. Я отметил про себя, что мой старик поменял очки, вместо старых, в которых он ходил столько, сколько я себя помню, у него теперь были новые. Довольно стильные, надо сказать. Не удивлюсь, если он выбирал их вместе с Ханадой-сенсей. Похоже на неё. На столе отца произошло ещё одно изменение, я вначале не понял какое, но потом до меня дошло — большой портрет моей матери исчез.

— Садись, Такаши-кун! — я сел.

Я был благодарен отцу, что в кабинете полумрак. Он отвернул в сторону экран монитора и взглянул на меня.

— Я сделал предложение Ханаде-сенсей, стать моей женой! — проговорил он с необычной для себя твёрдостью. Отец смотрел на меня, я молчал.

— Она оказала мне честь и приняла моё предложение! — закончил он с той же решительностью.

Повисла неловкая пауза. Вообще-то я, считал своего старика в обычной жизни порядочным рохлей, хотя и знал, что в делах бизнеса он может быть, решительным и жёстким. Вероятно, он всё уже решил и просто соблюдал формальности, советуясь со мной. Как ни странно, но эта его решимость мне даже понравилась.

— Поздравляю, — сказал я, наконец.

Его лицо прямо-таки просветлело, как говорят, прояснилось.

— Отлично! — проговорил он, повеселев, — я знал, что ты одобришь мой выбор! Ведь любой видит какой Ханада-сенсей прекрасный человек!

И тут его понесло, он начал рассказывать мне о том какая моя учительница замечательная, хотя был знаком с ней гораздо меньше, чем я. «Сказал бы просто, что у неё классные сиськи и задница, да и милое личико к тому же!» — думал я с раздражением. Тем не менее, каждое его слово болью отзывалось в моём сердце, у меня внутри всё переворачивалось, когда я слышал, как другой мужчин расхваливает Ханаду-сенсей. Пусть это даже и был мой отец.

— К тому же очень удачно, что вы с Риной-тян так хорошо поладили! Мари-сан, рассказывала, что благодаря тебе Ханада-тян вступила в литературный клуб и вообще стала ходить в школу с удовольствием. Кроме того, ты, по словам Ханады-сенсей, очень помог Рине-тян преодолеть депрессивное состояние, которое было у ней после смерти тёти и перехода в другую школу! Такаши-кун я горжусь тобой!

Он сказал это с такой гордостью, что я почувствовал себя неудобно. Мне пришло в голову, что, несмотря на всю эту ситуацию, я не могу ненавидеть своего глупого, наивного отца.

— Ерунда, ничего такого особенного, я не сделал, — пробурчал я.

— Я так не считаю! Ты поступил достойно семьи Миуры. Вся наша семья может гордиться тобой! Ну и я немного рад, что смог воспитать такого достойного члена общества! — добавил он не без некоторого самодовольства.

Сам себя не похвалишь, никто тебя не похвалит!

— Ханада-сенсей, рассказала тебе о том, что случилось с её дочерью? — спросил я.

Лицо отца стало серьёзным.

— Да. Её родители поступили с ней очень жестоко! Ей было всего шестнадцать, её бросил парень, дочь отобрали у неё и отдали старшей сестре! Два года она не имела возможности даже увидеться с ней! До недавнего времени Рина-сан считала старшую сестру Ханады-сан своей матерью. Это было крайне жестоко и несправедливо по отношению к Ханаде-сенсей! Я не удивлён, что после такого, она не хочет общаться со своей семьёй!

Я вспомнил, что Мари и правда никогда не говорила о своей семье, как будто ни отца, ни матери и вовсе не существует! Честно говоря, история, которую рассказала Ханада-сенсей, казалась мне более правдоподобной. Мне пришло в голову, что такое изложение событий вряд ли придётся Рине по вкусу.

— Я очень рад, что Рина-сан одобрила этот брак! В это воскресенье у нас будет первый совместный обед! — продолжал мой отец, — конечно, мы все хорошо знакомы, но всё же я бы очень хотел, чтобы ты присутствовал Такаши! Первый раз это очень важно!

Я равнодушно пожал плечами.

— По-моему я работаю, но я перенесу свою смену, если ты так хочешь!

— Спасибо, Такаши-кун!

— Не за что. Это всё?

— Ну да.

Я встал.

— Отец, я видел на пальце у Ханады-сан кольцо. Это твой подарок? — спросил я.

— Да, — кажется, он покраснел.

— Сколько оно стоит?

— Зачем тебе это? Впрочем, как хочешь! Миллион сто тысяч йен, — отвечал он, даже как будто с вызовом.

— Понятно. Маме ты вряд ли дарил такое дорогое! — заметил я.

Тень пробежала по лицу отца.

— Тогда мы очень нуждались в средствах, — проговорил он с грустной улыбкой и мне мгновенно стало стыдно за свои слова и одновременно очень жалко этого немолодого уже человека, так долго прожившего с болью в сердце, которая была ещё сильнее чем моя собственная.

— Извини отец, — сказал я, — я и, правда, очень за тебя рад! Мне нравится Ханада-сенсей! О лучшей мачехе я и мечтать не мог! И я на самом деле, успел подружиться с Риной-тян, так что, надеюсь, всё у нас с этого момента будет хорошо!

Отец просиял.

— Спасибо сынок! — проговорил он растрогано.

Я поклонился ему и вышел. В голове у меня проносились мысли о том, что мой старик умрёт от счастья, когда узнает, что скоро станет отцом. Ханада не сможет тянуть долго, ей так или иначе придётся сообщить ему эту счастливую новость в ближайшее время. Правда, для неё желательно ещё несколько раз переспать с ним перед этим. Мысли об этом, безусловно, причиняли мне боль. Моё воображение рисовало мне такое родное, такое моё тело Мари, к которому жадно прикасаются руки моего отца. Моё воображение с услужливостью садиста дорисовывало мне картины того, как мой отец и моя бывшая девушка занимаются любовью, возможно в том самом отеле, в котором это делали мы! От этих мыслей можно было сойти с ума. Я заперся у себя в комнате, залез на кровать и сидел, обняв руками колени, в голове у меня была каша, сказать, что мне было плохо значило не сказать ничего. Я услышал, как, кто-то стучит во входную дверь, потом шаги отца на лестнице и голоса на первом этаже.