Нимфоманка

Ишида Рё

— Может быть нам лучше всё же жить отдельно? Ты всё время проводишь со мной! Так ты никогда не заведёшь себе парня!

Рина обиделась.

— Дурак ты Такаши-кун! — сказала она, — с чего ты решил, что мне нужен какой-то парень?!

Она сказала это таким тоном, что у меня пропало всякое желание развивать эту тему. Если говорить обо мне, то я даже и не думал о том, чтобы завести себе девушку. Мои одногруппники стали косо смотреть на меня. Похоже, меня считали извращенцем. Сперва, я хотел рассказать им, что я и Рина не встречаемся, а если бы мы даже и встречались, то в этом не было бы ничего странного, так как мы, не родня по крови. Но подумал и не стал ничего им говорить. Пусть думают что хотят, меня это не волнует! В остальном наша жизнь протекала тихо и мирно. Мы аккуратно посещали занятия, делали домашние задания и вообще вели себя как парочка примерных студентов. Можете верить, можете нет, но никаких сексуальных отношений между нами не было. Вконец обнаглевшая Рина, любила спать закинув свою ногу мне на бедро и прижавшись лбом к моему плечу. Часто от прикосновения её горячей груди у меня происходил не контролируемый стояк и мне приходилось передёргивать затвор в нашей маленькой ванной. Но дальше этого никогда не заходило. За три года прошедших со

времени нашего знакомства, Рина необыкновенно похорошела. Она вытянулась, ноги её стали длинными и очень красивыми, грудь выросла. Мари говорила, что Рина могла бы работать моделью, но моя сестра сказала, что ей это не интересно. Собрав волосы в пучок на затылке, в моей футболке и застиранных шортах, она все выходные просиживала, печатая на ноутбуке свой новый роман и не замечая ничего вокруг. Очень редко когда мне удавалось вытащить её в кино или просто на прогулку. В такие моменты она всегда сперва хмурилась, но потом обычно бывала довольна. Возвращаясь поздним вечером из кино, мы оживлённо обсуждали только что просмотренный фильм. После того, как рассказ Рины "Некрасивая девчонка" опубликовали в журнале, у неё даже появился свой агент. Когда я прочитал этот рассказ, я сразу понял, что он об Эндо-сан. Главную героиню, влюблённую в своего семпая, звали по-другому, но мне сразу же стало понятно, что речь идёт именно об Эндо-сан. Мне кажется, что для Рины это было своеобразной данью памяти нашей трагически погибшей подруге. А может быть она стремилась таким образом выплеснуть на бумагу собственные мысли о суициде. Не знаю. Когда я только познакомился с Риной мне часто приходило в голову, что, такие как она способны свести счёты с жизнью. Эндо-сан была той на которую я мог бы подумать в наименьшей степени и в тоже время той, кто убила себя стала именно Эндо-сан. Читая этот рассказ, я испытывал чувство неловкости, смешанное со стыдом, впрочем, как и всегда, когда читал то, что писала Рина. У неё была способность затрагивать в душе какие-то особые струны, заставлявшие тебя острее переживать написанное. Я где-то слышал, что это качество присущее всем хорошим писателям. Впрочем, мои чувства, вероятно, были связаны с тем, что все герои её историй были мне знакомы. Возможно, именно так и было. Мне приходило на ум что чувствовала Имамура-сан, когда читала рассказ Рины. Не думаю, что ей легко было это читать, иногда Рина бывала довольно жестокой. На самом деле для меня довольно трудно было оценить Рину как писателя, она мне нравилась, я так сказать не мог быть объективным в этом вопросе. Вскоре был издан её первый роман и пусть он продавался плохо, отзывы критиков были благожелательными. Писали, что хотя история несколько искусственная, атмосфера конца девятнадцатого века передана неплохо. Один из критиков усмотрел в её романе явное влияние Акутагавы Рюноске и Достоевского. В общем Рина была полна энтузиазма. Мне нравилось смотреть на неё, когда она была погружена в свою писанину. Она всё больше напоминала мне мою Мари и возможно в этом была основная причина того, что я никак не мог позабыть сенсея. Иногда мне и самому казалось это странным. Хотя может быть я просто сильно тосковал по матери, которой совсем не помнил и Мари стала для меня живым воплощением этого чувства.

— Сегодня один третьекурсник приглашал меня на свидание! — часто говорила мне Рина, не отрывая от экрана монитора сосредоточенного взгляда.

— И что ты ответила? — интересовался я.

— Я сказала, что у меня уже есть парень!

Несмотря на то, что Рина одевалась черте во что, могла придти на пары не причесавшись и, к тому же, почти не пользовалась косметикой, всем с первого взгляда на неё становилось понятно, что она красавица. И предложения встречаться следовали с завидной регулярностью. Мне кажется, именно поэтому большинство девчонок её ненавидели. Им приходилось прилагать массу усилий, чтобы выглядеть мило, они постоянно сидели на диете, тогда как Рина ни о чём не заботилась, одевалась небрежно, даже нарочито некрасиво и жрала всё, что не прибито. При этом росла только её грудь, на зависть вечно худеющим подругам. Короче говоря, глядя со стороны, Рина выглядела весёлой, популярной и беззаботной, а слухи о том, что она трахается с собственным братом только придавали определённой загадочности её образу. Со мной же всё было ровно наоборот. Не знаю, что там про меня думали девчонки в школе, но в универе ко мне прочно прилипло клеймо извращенца и девушки обходили меня за километр. Не то чтобы меня это сильно беспокоило, но теперь я понял, что, пожалуй, и, правда, в старшей школе был довольно популярным. Имамура-сан была права. Я часто думал о том, что с ней стало и где она сейчас. Я не считал, что наш председатель виновата в смерти Эндо-сан, но боюсь, что сама Акира могла так думать. Мне снова пришло в голову, что я не хотел бы оказаться на месте Имамуры.

Пронзительная трель телефона вырвала меня из сладких объятий сна. Плохо соображая, что происходит, я скинул с себя по-хозяйски пристроившуюся на мне руку Рины и сел. Не успела моя сестра приехать, как сразу же сдвинула наши футоны вместе и с этого момента мы всё время спали рядом точно младшеклассники. Даже и более того, частенько утром я обнаруживал Рину лежащую со мной на одном футоне. Не знаю, чего она хотела этим добиться, но мне не казалось, что моя сестра пытается меня соблазнить. Во всяком случае, в университет она приходила в джинсах и безразмерных свитерах, и как я уже упоминал, косметикой почти не пользовалась. За окном только-только посветлело, на экране смартфона значилось 4.45 утра, ниже крупными иероглифами мерцал номер звонившего: «сенсей». Я сразу понял, что случилось нечто страшное, первая моя мысль была об Айи и сердце моё тревожно сдавило.

— Слушаю!

— Такаши, это я, — услышал я в трубке сдавленный голос Мари.

— Что случилось? — проговорил я, слова давались мне с трудом, каждое как будто застревало в горле.

— Тетсуо умер, — произнесла Мари чужим, изменившимся до неузнаваемости голосом.

Мне нет прощенья, но в первый момент я испытал облегчение. «С Айей всё хорошо!» — возникла в моей голове предательская мысль и только в следующую секунду я вдруг осознал, смысл того, что сказала мне Мари.

— Как умер?! Как это возможно?! — задал я самый глупый вопрос из всех возможных.

— Он поехал на рыбалку в наш загородный дом, — тем же бесцветным голосом продолжала Мари, — у него случился сердечный приступ. Когда его обнаружила Ячиро-сан, он был уже мёртв.

Она не пояснила, почему именно Ячиро-сан

обнаружила моего отца, в этой ситуации это было уже не важно. Несколько секунд Мари молчала.

— Такаши, я растеряна, я полностью выбита из колеи! Нужно организовывать похороны! Столько всего нужно сделать! А я не могу…, я просто не знаю… Я понимаю, что у тебя экзамены, но не мог бы ты… нет! Прости! Забудь, что я сказала! — быстро поправилась она.

— Я приеду так быстро, как только смогу! — твердо сказал я. И тут Мари разрыдалась, я ни разу ещё не слышал, чтобы она плакала так горько.

— Я скоро приеду! — повторил я, не представляя себе, чем я могу успокоить сенсея. Только бы были билеты! Рина подняла голову и взглянула на меня. Лицо её было заспанным, волосы растрёпаны, в свете начинавшегося утра, лицо её показалось мне серым.

— Что случилось, Такаши? — спросила она, зевая.

— Отец умер, — отвечал я ей.

Мы стояли по разные стороны барьера, я со своим вечным рюкзаком за спиной, подаренным мне когда-то отцом, и Рина в безразмерном свитере, сползшим с одного плеча, на её открытом плече видна была бретелька лифчика телесного цвета. Я только что прошёл регистрацию и с тревогой прислушиваясь, ждал с минуты на минуту объявления о начале посадки. В аэропорту было по-будничному людно и никому не было до меня дела. Проходившие мимо мужчины косились на Рину с явной заинтересованностью, и это заставляло меня испытывать острые уколы ревности. Мы стояли совсем близко друг к другу и, всё же у меня было чувство, что Рина уже очень далеко от меня.

— Поехали со мной! — попросил я, дотронувшись до её холодной руки. Рина закусила губу.

— Я не могу, — проговорила она, глядя в сторону, — у меня завтра встреча с редактором. Кроме того, я не хочу мешать тебе!

— В смысле? — удивился я.

— Теперь тебе ничего не будет мешать! — сказала она, взглянув мне в глаза, с мольбой и злостью одновременно. У меня появилось ощущение, что она хочет, чтобы я увёз её с собой насильно.

— Что ты говоришь?! Звучит, так как будто я желал смерти своему отцу! — возмутился я.

— Нет. Конечно, нет! — Рина криво усмехнулась, — и всё же нельзя не заметить, что теперь для тебя всё складывается просто замечательно!

То, что она говорила было жестоко, несправедливо и глупо, но у Рины было такое несчастное лицо, что я просто не мог на неё разозлиться.

— Ты всё ещё любишь мою мать? — спросила она, глядя мне в глаза.

— Рина, поехали со мной! — взмолился я.

Она опять усмехнулась.

— Сказала же, что не могу!

— Я, возможно, скоро вернусь! — пробормотал я сам, понимая, что звучу не слишком убедительно.

В этот момент громко объявили посадку на рейс до Токио, я невольно обернулся на звук голоса призывавшего проходить к посадочным выходам.

— Мне пора идти! Пока, Такаши-кун! — Рина повернулась, поправила на плече постоянно съезжавший свитер и, закинув на плечо свою большую кожаную сумку, зашагала прочь от меня.

— Рина, поехали со мной! — закричал я. Она не обернулась.

— Ты приедешь на похороны?

Она махнула мне рукой, не поворачивая головы, мне показалось, что она плачет и не хочет, чтобы я увидел слёзы на её лице.

— Я люблю тебя, сестрёнка! — закричал я так громко, что несколько пассажиров обернулись на меня. Рина исчезла за вращающимися дверями аэропорта, а я пошёл к своему выходу. Уже сидя в самолёте, я написал Мари: я на борту, буду через час. Она прочитала, но не ответила. Подождав ещё пару минут, я выключил телефон и откинулся в кресле. Сегодня утром я явился в деканат и попросил академический отпуск на шесть месяцев в связи с семейными проблемами. Я также предварительно узнал, что нужно для того, чтобы перевестись на заочное обучение. Про то что я скоро вернусь, было, враньём и Рина отлично знала об этом. Уж что-что, а дурой она никогда не была. Стройная, но не слишком симпатичная, на мой вкус, стюардесса с необыкновенным артистизмом указывала на расположение аварийных выходов, взмахами длинных рук похожими на крылья охотящейся чайки. Я пристегнулся, откинулся на сиденье и закрыл глаза. Мысль о том, что отца больше нет в живых, всё никак не укладывалась в моей голове. Для меня он всё ещё был живым человеком, добрым, отзывчивым и нелепым. И вместе с тем предельно собранным и жёстким в вопросах нашего небольшого бизнеса. Я испытывал смешанные чувства, радость и горе смешивались во мне в странных пропорциях, и я не мог понять, чего больше. Рина неправа, я никогда не желал отцу смерти! И в тоже время сейчас нельзя было не признать, что меня сильно волновала мысль о том, что Мари теперь свободна. Не могу не признаться, что я не думал о том, что теперь смогу жить вместе с любимой женщиной и своей дочерью. Впрочем, думать об этом было ещё рано. Самолёт закончил рулёжку, стюардессы уселись на свои приставные стульчики и пристегнулись. На их лицах застыло выражение обыденности и скуки. Не могу сказать, что боюсь летать, ничего такого, но всё-таки я некомфортно себя чувствую сидя как селёдка в бочке внутри алюминиевой трубы, несущейся вперёд с огромной скоростью. Больше всего меня выбивало из колеи ощущение полной беспомощности. От меня уже ничего не зависело, моя жизнь была в руках других, неизвестных мне людей. Но сейчас я полетел бы к Мари даже если бы моей жизни угрожала реальная опасность, хотя на самом деле я и правда не люблю летать. Поэтому, когда самолёт приземлился в столичном аэропорту, я испытал одновременно облегчение и тревогу. Облегчение из-за того, что был уже на месте и тревогу, потому что вдруг понял, что хотя я и дома, всё не будет уже так как раньше. Закинув за спину рюкзак, я поблагодарил стюардессу, получил от неё дежурную улыбку и торопливо зашагал по коридору. Пока другие пассажиры получали багаж, я миновал паспортный контроль и, выйдя из зала прилётов, сразу заметил Мари. Она стояла посреди зала, нервно стискивая руки и вглядываясь в лицо каждого выходившего мужчины. На ней был деловой костюм, пиджак и юбка, поверх которого был накинут лёгкий плащ. Я отметил про себя, что она похудела ещё сильнее, мне вообще показалась, что Мари выглядит нервной и подавленной. Когда она заметила меня, лицо её просветлело, сенсей бросилась ко мне и через секунду оказалась в моих объятиях. Я обнял её, похоже, что я ещё вырос, теперь я был выше Мари-сан почти на голову. Мы стояли посреди зала для встречающих, мимо нас проходили люди, катя свои объёмистые чемоданы, они косились на нас с неодобрением. Но нам было наплевать на всех них. Едва я ощутил запах Мари, тепло её тела, как позабыл обо всём на свете, даже о том, для чего вернулся домой. Миура-сенсей подняла на меня глаза и спросила, так как спрашивала в те времена, когда мы встречались: