Нимфоманка
Шрифт:
Молчание длилось минуты три. Все это время Столетник не сводил глаз с лица Ивана и видел, как оно меняется, какая гамма чувств отражается на нем. Наконец Федор усмехнулся.
— Ладно, Ваня, ты меня понял. Отпускаю твою душу на покаяние. Каяться тебе три дня. Усвоил?
— Нет, шеф! — гаркнул Иван.
— Дурак. Дурак, а против хозяина покатил. Эх ты, Ваня…
— Да что вы, шеф! Я только!.. Я только!..
— Ладно, дурак и есть дурак. Мальчик вообразил себя взрослым. Бывает. Короче, даю тебе три дня. За три дня ты должен узнать, где Беловы, или хотя бы как их искать. Если же не узнаешь…
— Не надо, шеф! Не продолжайте! Не говорите слов! Ради Бога, не говорите слов, которые потом нужно будет выполнять! То есть воплощать! То есть… ой, я совсем запутался, шеф, заболтался!.. Ой!.. То есть!.. Через три дня узнаю все! — наконец справившись с собой, выпалил Иван.
— Ладно, иди, дурилка картонная, — ласково, как кот мышке, мурлыкнул Столетник.
Федор сидел за столом в собственном запущенном саду. Именно такие сады он любил: чтобы крапива в три метра высотой, чтобы спутанные ветви малины и крыжовника, чтобы буйно разросшиеся яблони с яблочками в горошину величиной, чтобы ощущение необитаемого острова… Стол был неструганый, грубый, лавка около него точно такая же. Иван вскочил с лавки и, нелепо козырнув, бросился прочь. Из зарослей появилась Лизунова. Она тихо присела рядом со Столетником.
— Случилось чего, Федя? — нежно спросила женщина.
— Все нормально, Маша. Парень несколько забыл свое место. Пришлось напомнить.
— Ты у меня такой отчаянный… — улыбнулась Мария. — Я иногда боюсь за тебя…
— Вообще-то зря. Столетник на то и Столетник, чтобы прожить сто лет. Но сейчас ты права. Прямо как чувствуешь… Мне действительно не по себе.
— Из-за этого молокососа? — удивилась Мария.
— Нет. Из-за другого. Отнюдь не молокососа, хоть и молодого.
— Север? — тревожно спросила Лизунова.
— Да, — кивнул Федор удрученно. — Никак не поймаем… Хорошо, он пока не взялся за меня вплотную.
— Неужели ты трусишь?
— Да не трушу, Маша! Но подыхать от пули «отмороженного» придурка, мужа проститутки… Согласись, противно. Тем более сейчас, на взлете…
— Давай уедем! У тебя миллионы в западных банках!
— Миллионы, Маша, следует превращать в сотни миллионов — таков закон бизнеса. Если я уеду сейчас, то это погубит мой всероссийский авторитет. А он нужен мне для увеличения капитала и… для наших будущих детей.
— Ты… — опешила Лизунова. — Ты мне предложение делаешь?
— Если вылезу живым из этой передряги с Беловым — обязательно поженимся, Маша. И уедем на далекий красивый остров…
— Чертов Север! — вскричала Мария. — Знала бы — отравила его тогда!
— Не надо про «тогда»! — резко перебил ее Столетник. И добавил, успокаиваясь: — А Север от меня не уйдет. Если только Милка не выздоровела, конечно, — он искоса, вопросительно посмотрел на Марию.
— Не выздоровела! — уверенно заявила Лизунова. — Это я тебе как врач говорю. У нее был шанс выздороветь, когда она встретила Белова. Теперь этот шанс упущен. Болезнь может только прогрессировать.
…На третий день, к вечеру, в кабинет Федора постучали.
— Войди! — велел хозяин.
Появился запыхавшийся Иван.
— Я очень спешил, шеф! Боялся, вы спать ляжете.
— Узнал что-нибудь?
— Объехал чуть ли не всю Россию! Проинспектировал десятки наших секс-фирм, говорил с сутенерами, с бандершами, даже с девочками… — зачастил Иван.
— Результаты есть? — грубо перебил Столетник.
— Есть одна догадка…
— Ну? Да не канючь! — прикрикнул вор.
— Бывает, девочка приходит устраиваться на работу. Сперва ее, естественно, «прописывают». А пройдя эту процедуру, она после уже не является. Обычное дело: пугаются телки, «прописка» — это тебе не в номер с гостем. Никто и внимания не обращает, особенно если устраиваться приходит дилетантка. Но зато какая лазейка для Алой Розы…
— А ты соображаешь, Ваня, — усмехнулся Столетник. — Что ж, считай, я простил твое хамство.
— Спасибо, шеф! — воскликнул Иван прочувственно.
— Но чтоб больше…
— Да пусть отсохнет мой язык! Больше никогда…
— Не в языке дело, Ваня. Ты заставил меня усомниться в твоей верности.
— Понимаю… — Иван повесил голову. — Но, Федор Ильич, вы же сами всегда учили меня никогда и ни в чем не доверять женщинам. Вот и сорвалось у меня…
— Есть женщины и Женщины, Ваня, — наставительно заметил Столетник. — Кроме того, Маша знает не больше того, что ей полагается знать. А по Алой Розе она мой консультант. И ценный консультант, заметь!
— Понял, шеф.
— Теперь о деле. Ты сохранил фотографии Беловых, которые сделал Демид?
— Конечно!
— Размножь их. Разошли во все наши подразделения. Отправь крупнейшим ворам. Разошли по тем секс-фирмам, которые пока контролируем не мы. Разошли везде и всюду, куда только можно! Тактика такая: приходит девка устраиваться проституткой — ее сразу фотографируют «полароидом» и сравнивают снимок — заметь, снимок, а не саму девку — с той карточкой, что прислали мы. Но Алую Розу не убивать! Только вычислить, взять и под строжайшим конвоем доставить ко мне. Север обязательно притащится следом. А там видно будет…
102
Север недаром три дня толкался среди московских блатных, «братвы», жулья, подпольных криминальных торговцев и прочей уголовной шушеры. Ему удалось не только пополнить запас патронов с разрывными пулями, но и приобрести универсальный подслушивающий аппарат. Внешне прибор напоминал обычный радиоприемник с антенной. Величиной не более милицейской рации, он мог транслировать разговоры из помещения, находящегося от него в пятидесяти метрах, улавливая звуки по вибрации оконных стекол. Если же окно было хотя бы чуть приоткрыто, чувствительность прибора многократно возрастала, как и дальность его действия. Достаточно навести антенну точно на прослушиваемый объект — и можно слышать все, что происходит внутри.