Ниндзя в тени креста
Шрифт:
Лежа рядом с купцом, все еще под действием винных паров, он никак не мог взять в толк, что с ним случилось, и сыпал тысячи проклятий на головы негодяев, осмелившихся нарушить его сон. Но разбойникам было не до него. Они сноровисто вьючили лошадей, и вскоре кавалькада сошла с проторенной дороги, возле которой находился бивак, и по тропе направилась в глубь леса. Вслед за разбойниками последовал и Гоэмон. У него даже мысль не мелькнула оставить идзина в плену и спасаться в одиночку.
До лагеря разбойников было около часа ходу. Вскоре показались костры, и раздались приветственные крики. Оставшиеся в лагере монфи (что это были беглые мавры, Гоэмон уже не сомневался) радовались, как дети, особенно оружию, захваченному
Купца разбойники отделили от остальных пленников и даже устроили на мягких одеялах, а другие несчастные (их было всего четверо, и среди них де Алмейда) продолжали валяться на земле, словно коконы гусениц. Фидалго по-прежнему свирепо ругался, но его голос стал хриплым и в нем начали проскальзывать нотки страха. Наверное, он наконец сообразил, какую судьбу ему уготовили монфи.
Несколько разбойников занялись жарким, поместив нанизанные на вертел туши баранов над кострами, а другие, перебрасываясь шуточками, притащили из лесу четыре лесины, обрубили их в нужный размер, вкопали в землю, – рядышком, на небольшом расстоянии друг от друга, – и начали обкладывать дровами. Глядя на эти приготовления, Гоэмон вдруг вспомнил другую картину, точь-в-точь похожую на ту, что разворачивалась у него перед глазами, – сожжение португальцами еретиков в Гоа. Только здесь не было процессии во главе с монахами-доминиканцами. Судя по всему, и морисков, вернувшихся в веру отцов, ждал костер, и теперь они мстили своим поработителям. Видимо, зрелище корчащихся на костре белых людей было для них наипервейшим развлечением.
Нет, только не де Алмейда! Он не должен умереть! Нельзя сказать, что Гоэмон сильно привязался к фидалго, но он понимал, что без сеньора шанс вернуться в Нихон у него совсем мизерный. Гоэмон полез в свою дорожную сумку и нащупал там гранаты нагэ-тэппо, которые он готовил втайне от Фернана. Если с порохом у него не было проблем, то с магнием, который давал яркую, слепящую вспышку, ему пришлось повозиться, пока он не нашел в одной из аптек Лижбоа горькую английскую соль, которую лекари прописывали как слабительное.
Все дальнейшее уже было делом техники. Соль он довел до нужной кондиции благодаря различным алхимическим ухищрениям, которые знал назубок, а корпуса гранат, похожие на небольшие колобки, вылепил из глины и обжег на костре для прочности. Насыпав в глиняные сосудики смесь из пороха и того, что получилось после его ухищрений с английской солью (это был не совсем магний, но все равно порошок давал яркую вспышку), он вставил фитили, пропитанные горючим составом, и спрятал нагэ-тэппо в сумку. Гоэмон не знал, найдет ли он применение гранатам в стране идзинов, и больше делал все по устоявшейся привычке быть готовым к любым поворотам в своей жизни. Оказалось, что его старания не пропали зря.
Укрывшись в ложбинке, он развел крохотные костерок из сухого мха и поджег толстый шнур, который долго тлел и от которого можно было поджигать фитили нагэ-тэппо. А затем бесшумно двинулся по кругу на ту сторону поляны, где находились пленники, предназначенные к закланию на костре. Но вскоре ему пришлось остановиться – на краю поляны, под высоким деревом, таился дозорный. Гоэмон напряг зрение и увидел, что это высокий, хорошо вооруженный мавр, который одним глазом следил за событиями, которые разворачивались возле костров, а другим – за зарослями.
Молодой ниндзя покривился в досаде; мимо этого стража незаметно проскользнуть не удастся. Он знал, что жизнь в природной среде усиливает способности человека слышать и видеть то, что не дано городскому жителю, оглохшему от уличной суеты и не способного различать
Порывшись в сумке, Гоэмон достал мусуби-нава – шнур, сплетенный из конских волос, с небольшим грузом на одном конце. Это приспособление было предназначено для опутывания рук и ног противника на расстоянии и для устройства ловушек. Пока Фернан де Алмейда шатался по тавернам, пропивая свои золотые, Гоэмон трудился, как пчела. Он чувствовал себя неуютно без таких помощников, как нагэ-тэппо, мусуби-нава и другие предметы, составлявшие арсенал ниндзя.
Мавр ходил мягко, как большая кошка. Иногда он резко останавливался и прислушивался к лесным звукам. Похоже, слух у него был отменный. Но он так и не смог услышать ниндзя, который поднялся на дерево и устроился на толстой ветке, которая нависала над маршрутом разбойника. Ждать пришлось долго. Гоэмон уже начал беспокоиться за исход своего предприятия, потому что пленников потащили к столбам и начали привязывать. Но вот мавр прошел немного дальше и очутился как раз под той веткой, на которой затаился молодой ниндзя.
Над лесом появился лунный диск, все осветилось, но даже самый зоркий взгляд не смог бы различить юношу, распластавшего на ветке. Он буквально слился с деревом и смотрелся как небольшой нарост.
Мавр ощутил удавку на шее лишь тогда, когда его резким движением подняли в воздух. Несколько мгновений он конвульсивно дергался, пытаясь освободиться от петли, но затем Гоэмон сделал еще один рывок, и у разбойника сломались шейные позвонки. Сначала ниндзя хотел убить стража разбойников ножом, но мавр был слишком крупный и мог крикнуть перед смертью и тем самым всполошить монфи. Пришлось использовать более надежное в таких случаях приспособление – мусуби-нава. Крепкая волосяная петля сдавила голосовые связки, и мавр смог лишь тихо просипеть.
Дальнейшие события происходили в бешеном темпе. Гоэмону нужно было спешить, потому что разбойники, разгоряченные вином, с гоготом окружили плотной толпой место казни и уже готовились поджечь дрова, сложенные под ногами пленников, чтобы утолить свои кровожадные инстинкты страшным зрелищем горящей живой плоти. Ниндзя быстро метнул в толпу с десяток нагэ-тэппо, раздались взрывы, сопровождавшиеся яркими вспышками магния, за которыми последовали дикие вопли разбойников. Оглушенные и ослепшие, они пытались убежать подальше от места казни. Монфи падали, ушибались, сталкивались, при этом хватаясь за оружие, нанося мечами и ножами удары направо и налево. Кто-то был убит, кто-то ранен, и, казалось, что всеобщий вопль достиг небес.
Возможно, профессиональные солдаты не были бы столь подвержены панике, как бывшие мориски. Но мавры, отказавшись от новой для них веры, чувствовали себя не очень спокойно, поэтому они решили, что это по их души явился дьявол из преисподней, о котором так много говорили священники. А иначе как можно объяснить страшный грохот и адское пламя, лишившие их зрения? Можно представить, какой ужас испытали жестокие, но простодушные и наивные мавры, когда начали взрываться нагэ-тэппо…
Уворачиваясь от совсем ошалевших разбойников, Гоэмон, никем не замеченный (что и не удивительно), прорвался к столбам и быстро перерезал веревки, которыми были привязаны пленники. Приказав им молчать, он потащил их за собой к коновязи. Лошади, напуганные взрывами, волновались почти как люди, при этом лягались и кусались, но освобожденные пленники, чудом избежавшие страшной участи, не обращали на это ни малейшего внимания. Они быстро нашли своих лошадей и уселись в седла, благо голодные разбойники в предвкушении пира не удосужились их расседлать, оставив все это на потом.