Ниндзя в тени креста
Шрифт:
И только когда Фернан покинул здание, где располагался магистр, он сообразил, почему их не казнили как трусов. Ла Валетт был еще тем хитрецом. Он хорошо понимал, что смерть пятерых человек ничего не изменит в весьма сложной обстановке. Тем более, что аркебузиры сражались до конца и ушли, когда у них закончились боеприпасы, а без них в разрушенном форте им делать было нечего. А вот героические сказки последних защитников форта (естественно, изрядно приукрашенные по вполне понятной причине) будут весьма полезны для общего дела.
Впрочем, не исключено, что Великий магистр оставил им жизнь и по другой причине. И мальтийцы, и команда де Алмейды не бросили оружия в форте. Оно стало бесполезным
Им дали на отдых и чтобы привести себя в порядок чуть менее суток. За это время случилось страшное, то, что раньше никогда не позволяли себе делать османы со своими противниками-рыцарями. Разъяренный сераскер Мустафа-паша, который потерял при штурме Сант-Эльмо восемь тысяч своих лучших воинов, а также предводителя корсаров Тургут-реиса, приказал всем пленным рыцарям, кроме девяти, немедленно отрубить головы. Тела трех казненных прибили к деревянным крестам и пустили вплавь через вход в гавань к форту Сант-Анджело. Двух из них опознали; это были итальянцы Мортелли и Сан Джорджио. Кроме того, Мустафа-паша приказал поднять на копья в форте Сент-Эльмо головы полковника Маса, Миранды и де Гуареса и развернуть их лицом к Сан-Анджело.
Ла Валетт расценил этот варварский жест как объявление войны на уничтожение. В тот же день все турецкие пленные в Бирге, и в форте Сент-Анжело были обезглавлены. Их головами зарядили два самых больших орудия-василиска и по команде Великого магистра сделали несколько залпов в сторону турецких позиций. Крики ужаса и злобы из лагеря мусульман показали, что удар достиг цели. После этого никто из противников не давал и не просил пощады…
Ночь была не настолько темна, как хотелось Гоэмону. Большие костры по-прежнему горели у бастионов Бирги; отражаясь от крепостных стен, свет разбивался в воде на мелкие фрагменты, вместе с волнами уходя далеко в море, и ниндзя опасался, что темный силуэт его головы могут заметить дозорные османов, которые патрулировали выход из залива. И не только его – неподалеку от юноши плыли тридцать лучших мальтийских пловцов во главе с Тони Бахадо.
Это была идея Гоэмона – перенести сражение на море, где турки чувствовали себя хозяевами. Собственно говоря, началось все с того, что Великий магистр приказал соорудить в море перед островом Сенглеа, где находился один из бастионов Бирги, палисад в виде частокола из толстых, заостренных сверху кольев. Они вколачивались в дно и скреплялись железными обручами. Палисад перегородил залив, тем самым создав труднопреодолимое для турок препятствие с северной стороны Бирги.
Пришлось Мустафа-паше отправить к палисаду пловцов с топорами и кирками. Когда они уже начали валить колья, неожиданно появились юркие мальтийцы с ножами в зубах, которых послал адмирал дель Монте, командовавший обороной Сенглеа. Они с детства чувствовали себя в море как рыба в воде. Рукопашная быстро завершилась позорным бегством турок. На следующий день османы снова попытались убрать частокол. Они прибегли к помощи канатов, которыми обвязали торчавшие из воды колья. Оставалось только выдернуть их прямо с берега. Но ловкие мальтийцы снова совершили быстрый заплыв и перерезали канаты.
Наблюдая за тем, как мальтийские пловцы управились с османами, Гоэмон вдруг поймал себя на мысли, что в схватке на воде они ни в чем не уступают синоби. А значит, с ними можно сделать вылазку, которая будет полной неожиданностью для турок. Он поделился своим планом с де Алмейдой, а тот, в свою очередь, доложил кому следует. Разрешение на дерзкую авантюру было получено без промедления. Что касается пловцов, то они горели желанием помочь осажденным рыцарям, потому как ненависть к мусульманам мальтийцы впитали с молоком матери. Так что с их стороны никаких возражений не последовало, скорее наоборот – все пловцы обрадовались и воодушевились, хотя затея была чрезвычайно опасной.
Руководить отрядом мальтийцев назначили Гоэмона. На этом настоял фидалго. Уж он-то знал способности своего бывшего слуги. Решено было под покровом ночи напасть на турецкие суда, доставившие десант к укреплениям госпитальеров, которые находились недалеко от берега…
Транспортные дхау вырастали из темноты, как рифы. Гоэмон еще на берегу распределил пловцов по группам, и теперь каждая из них выбирала себе объект для атаки. Суда стояли кучно, сцепившись перекидными мостками, и представляли собой почти одно целое, что сильно облегчало задачу отряду Гоэмона. Мальтийцы появлялись из воды и бесшумно лезли на низкие борта судов, словно чудища из морских глубин. Охрана, которую турки оставили на дхау, была малочисленной; кроме того, почти все турки спали. Гоэмон просил мальтийцев не шуметь, делать свое дело тихо, но разве могли удержаться горячие южане от боевого клича: «Отомстим за Сант-Эльмо!»? Они яростно набросились на османов, совсем потерявших головы от неожиданности, и спустя короткое время все турки были зарезаны.
А дальше наступил черед Гоэмона. Он развязал просмоленный водонепроницаемый мешок, который таскал все это время на плечах, и, приказав мальтийцам возвращаться, начал готовиться к поджогу судов. Для синоби это была привычная операция, не представлявшая собой особых затруднений. На каждом дхау имелся запас пороха, оставалось лишь поднести к нему огонь. Открыв бочонки с порохом, ниндзя пристроил к каждому по гранате. Фитили гранат он сделал не короткими, как обычно, а длинными – чтобы иметь возможность убраться подальше от судов, когда они загорятся. Закончив эту работу, Гоэмон уселся под мачтой и стал мысленно отсчитывать минуты.
Он терпеливо прождал около часа. За это время, по его расчетам, пловцы должны были миновать опасную зону и приблизиться к одному из бастионов, в стене которого имелась потайная дверь; через нее они и вышли на задание. Проблем с огнем не было, хотя Гоэмон и прихватил с собой огниво, – на всех дхау горели сигнальные фонари. Взяв один из них, ниндзя, перебегая по мосткам с одного судна на другое, поджег фитили, а затем бросился в море и поплыл прочь от дхау с максимально возможной скоростью.
Спустя какое-то время на одном из суден раздался первый взрыв, который расцвел ярким цветком на фоне темной ночи. А затем начали взрываться бочки с порохом и на других дхау. Вскоре транспортные суда османов запылали настолько ярко, что Гоэмону пришлось прибегнуть к уловке с дыхательной трубкой, которую он приготовил заранее именно на такой случай, так как огонь высветил морскую гладь на большое расстояние. Над морем стало светло почти как днем.
Гоэмон нырнул и, держась под водой на глубине около полуметра, поплыл в нужном направлении. Иногда он ненадолго выныривал, чтобы проверить ориентиры, а затем снова погружался и продолжал неторопливо, чтобы не сбить дыхание, двигаться в направлении Бирги…
На следующий день мальтийских пловцов чествовали как героев. А Гоэмон даже удосужился аудиенции у самого Великого магистра. «Это, скорее всего, подсуетился Фернан де Алмейда, – сообразил ниндзя, – наверное, фидалго рассчитывал не только на благодарность от Ордена, выраженную словами, но и на кое-что посущественней, овеществленное в звонких золотых монетах». Ведь замысел операции созрел в голове Гоэмона, да и группой пловцов он командовал. Так что надежда на золотой дождь из рук ла Валетта все-таки присутствовала.