Нирвана с привкусом яда
Шрифт:
Женя вдруг спохватилась, что и так много времени потеряла, объясняя Диденко, какой он осел. Ее же ждал Вилли!
– Короче, позвони ей на сотовый, и ты сам все услышишь… Но только при мне и сейчас. Я спешу…
Сергей достал телефон и послушно набрал номер Аллы.
– Это я, – проговорил он, сглотнув. У него в горле пересохло от волнения. Вот уж меньше всего он хотел быть кому-то в тягость.
– Сергей? Привет… Я помню, что вы должны были мне позвонить… Так вот, давайте встретимся завтра ближе к обеду, примерно в двенадцать, вас устроит? – Она говорила тонким, нервным голосом, и Сергей понял, что
– Будут, – сухо ответил он, и тут Женя выхватила из его рук трубку:
– Вилли обещал рассказать Сереже кое-что интересное, это, возможно, прольет свет на все дело… Так что мы с Диденко желаем тебе спокойной ночи… Целую… Пойдем. – Она сунула ему телефон в карман. – И не кисни… Ты не дурак, в конце-то концов, и должен был с самого начала понять, что ты ей не пара… Вот только если ты откажешься помочь ей с этим дурацким делом, то будешь подлецом…
– Где твой Вилли? – зарычал он. – Заговорила меня… Ты не человек, а танк, раздавишь, кого хочешь…
– Тсс, он ждет меня в машине. Сейчас нам некогда, а вот завтра встретитесь и поговорите…
Она чмокнула его в щеку и бросилась вон из подъезда. Диденко швырнул букет под лестницу и вышел следом за ней.
– Это был следователь… Я сейчас, Гриша, тебе все расскажу… Что это ты пьешь один чай? Хочешь, я разогрею тебе суп?
Алла хотела пошевелиться, но руки Григория крепко держали ее. Она сидела у него на коленях, и он дышал ей в затылок.
– Натан… Ты слышишь меня? – И вдруг, поняв свою ошибку, покраснела: – Извини… Гриша…
– Ничего. – Он привлек ее к себе и поцеловал. – Я был готов к этому… Все-таки у меня был хороший брат…
Глава 25
Саратов, ноябрь 1997 г.
На оставшиеся деньги купили старенькое разбитое пианино и пригласили настройщика. Холеный розовый еврей не соглашался уступать ни рубля. Марина отдала ему последнюю сотню и, проводив его, со слезами на глазах вернулась в комнату. Она знала, что Вика расстроится, когда узнает, что все деньги вышли. Но уже сегодня вечером должна была прийти первая ученица, девочка шести лет, живущая в их подъезде, и принести деньги за урок.
Марина варила пустой борщ из капусты и свеклы и понимала, что если эта девочка, ее потенциальная ученица, сегодня не придет, то у них не будет денег даже на хлеб. Вика, которая подрабатывала не то в медицинском университете лаборанткой, не то уборщицей (Марина так и не поняла, а переспрашивать не стала), тоже не знала, когда ей заплатят. В холодильнике оставалось еще полкурицы, под столом в ведре – несколько картофелин. Это все.
Она пообедала, так и не дождавшись Вику, и, устроившись перед телевизором в ожидании ученицы, уснула. Проснулась от звонка в дверь и на цыпочках, стараясь, чтобы за дверью ее не услышали (они с Викой постоянно думали об аресте, суде и тюрьме и вздрагивали всякий раз, когда в дверь звонили или стучали), подошла и заглянула в глазок. Увидела верх черно-белой, из цигейки, с замшевым цветком сбоку шапочки Кати.
– Проходи…
Она впустила робкую девочку, помогла ей раздеться, провела в комнату и посадила за инструмент. От Кати пахло чужим домом, чужим теплом и чужой едой. Абсолютно домашний маленький человечек.
– Вот,
Сказала и чуть не разрыдалась, вспомнив, как мечтала стать преподавателем музыки и работать в музыкальной школе. Но разве могла она когда-нибудь предположить, что, проучившись в музыкальном училище всего ничего, она примет участие в убийстве, отравит молодого красивого парня, талантливого художника, а потом и закопает его в мерзлом песке на берегу озера… Что теперь делать с этой никому не нужной и страшной жизнью убийцы? Выпить самой крысиного яду? Это она всегда успеет сделать. Надо бы еще пожить, протянуть время, хотя бы несколько лет, чтобы эта история с Романом забылась. Но кем забылась? Его матерью? Она никогда не забудет своего сына и станет искать его всю жизнь, а когда найдет… Об этом не хотелось думать.
Марина немного поиграла Кате. Девочка слушала, приоткрыв рот, сидела как завороженная и смотрела на бегающие по клавишам пальцы Марины.
– Ну как, будем заниматься? – Марина встала и ласково погладила девочку по голове.
– Будем, – кивнула Катя. – Я нотную тетрадь принесла…
Она подняла с пола пластиковый пакет, достала нотную тетрадь, из которой выпали деньги.
– А это деньги, вам мама передала… – сказала она равнодушным тоном и положила несколько смятых бумажек на стол. – Еще я ручку и карандаш принесла.
– Вот и хорошо, – с облегчением вздохнула Марина, понимая, что ученица состоялась. – Передай маме спасибо.
– Таня, моя подружка, тоже хочет учиться музыке, – услышала она еще одну благостную весть.
– Вот и отлично. Давай садись, я покажу тебе, как следует держать руку, как извлекать звуки… Держи спинку прямо…
Вечером позвонила Вика и сказала, что не придет ночевать. Голос у нее был тихий, грустный. Видимо, ночное дежурство. Марина рассказала ей об ученице, о деньгах. Сказала, что ждет ее, что соскучилась и волнуется.
– Я тебе потом все расскажу, – услышала она и почувствовала боль, как если бы Вике было больно, и эта боль передалась ей на расстоянии.
Бальзамировали двух девчонок, их с Мариной ровесниц. Они лежали, напитываясь бальзамирующей жидкостью, голые, неподвижные, освещенные яркими, подвешенными к потолку лампами, и их влажные волосы поблескивали, как смазанные жиром… Студент-медик Валентин, у которого Вика была на подхвате, закончив работу, перекусывал в подсобке бутербродами с колбасой. Пригласил и Вику.
– Чего кислая такая? Никогда трупов не видела? – спросил он, усмехаясь. Это был некрасивый белобрысый парень, довольно разговорчивый, даже болтливый, травил анекдоты и рассказывал о своей беременной жене, которая постоянно звонила ему и мешала работать.
– Нет, почему же, видела… У меня бабушка умерла… – Вика ела, давясь, преодолевая тошноту. – А что с ними случилось?
– Автокатастрофа. Дурочки, сели в машину, не умея водить… Врезались в сосну, так говорили родители… на полной скорости… Мало того что дорога идет под гору, это как раз между Алексеевкой и Базарным, так еще и подморозило… Завтра будут их гримировать.