Нищета доктрины потребительства

Жировов Борис Васильевич

Так, недавно в лондонской газете «Ивнинг стандард» появилось следующее объявление:

«Продаются досье на 3 миллиона человек, включаю­щие полную информацию об их финансовом положении и кредитоспособности». Представитель компании «Конфэкс», которая предлагала купить ее «товар» оптом, был весьма удивлен, когда корреспондент га­зеты «Гардиан» попытался выяснить его мнение о мо­ральной стороне дела. Информация о финансовом по­ложении клиента, сказал представитель, является «ос­новой торговли», данные о личной жизни людей совер­шенно необходимы для коммерческой деятельности.

Истинным королевством потребительского кредита называют Соединенные Штаты Америки, где более по­ловины населения покупает товары в кредит. В после­военный

период общая задолженность по потребитель­скому кредиту росла здесь чрезвычайно быстро (бо­лее чем в 2 раза за десятилетие). К 1973 г. она достиг­ла астрономической цифры —179 млрд. долларов. По крайней мере 7 из 10 американских семей имеют ка­кой-либо вид задолженности. По подсчетам министер­ства торговли США, на ее погашение уходит в среднем около 16% всех доходов американского населения. Средний американец должен работать пять-шесть лет для того, чтобы выплатить ссуду и проценты по ней.

Потребительский кредит в странах Западной Евро­пы и Японии начал интенсивно развиваться с 50-х го­дов. В ФРГ задолженность по потребительскому креди­ту в 1973 г. составляла 66,55 млрд. марок по сравнению с 28,435 млрд. марок в 1968 г.; в Бельгии она возросла с 8 822 млн. бельгийских франков в 1957 г. до 17 199 млн. в 1966 г. В Японии сумма покупок товаров и услуг в кредит увеличилась с 1965 по 1970 г. более чем в 10 раз.

Следует отметить еще одну существенную сторону потребительского кредита, способствующего закабале­нию трудящихся. Находясь в плену купленных в рас­срочку вещей, они испытывают острое чувство страха перед возможностью потерять работу и тем самым ли­шиться источника своего непрочного благополучия. Это порождает атмосферу неуверенности в завтрашнем дне, нервного напряжения, толкает к погоне за допол­нительным заработком.

Однако рабочий класс не является пассивным объ­ектом капиталистической эксплуатации. Широким фронтом развертывается классовая борьба, усиливает­ся его натиск на позиции монополистического капитала.

В промышленно развитой зоне капитализма, именуемой буржуазными пропагандистами «потребительским об­ществом», численность стачечников за 1969—1973 гг. достигла 225 млн. человек против 164 млн. за предыду­щее пятилетие. Непосредственным поводом выступле­ний трудящихся является неудовлетворенность эконо­мическими условиями жизни, и прежде всего уровнем заработной платы, неустойчивость их материального благополучия. Оно особенно усиливается в связи с рос­том инфляции, повышением цен на товары широкого спроса. Стоимость жизни в капиталистических странах непрерывно растет, значительно опережая рост номи­нальной заработной платы, которого рабочие добивают­ся в упорной классовой борьбе.

Так сама капиталистическая действительность, в ко­торой существуют бедные и богатые, голодные и сытые, работающие и безработные, кредиторы и должники, ка­питалисты и пролетарии, образующие гигантскую со­циальную пирамиду, полностью опровергает основной постулат концепции «общества массового потребления» о неком едином «классе потребителей».

4. Манипулирование потребителем

В трудах теоретиков «общества массового потребления» особое внимание уделяется вопросам, которые в комплексе можно характеризовать как управление спросом поку­пателей. В настоящее время изучение рыночного спро­са превратилось на Западе в весьма прибыльную сфе­ру коммерческой деятельности. Весь инструментарий воздействия монополий на покупателя направлен на то, чтобы обеспечить принудительное потребление. Об этом весьма откровенно говорится в статье консультан­та по вопросам рынка некоего В. Лебова, опубликован­ной в журнале «Джорнэл оф ритейлинг»: «Наша высо­копродуктивная экономика... требует, чтобы мы сдела­ли потребление товаров нашим образом жизни, чтобы мы превратили покупку и использование товаров в ри­туал, чтобы мы искали наше духовное удовлетворение и самоудовлетворение

в потреблении... Нам необходи­мо, чтобы товары потреблялись, сгорали, изнашивались, возмещались и выбрасывались с еще большей скоро­стью».

В борьбе за расширение рынков сбыта новых това­ров и получение прибыли монополии используют новые методы конкурентной борьбы. Одной из наиболее яр­ких форм ее является искусственная фабрикация спро­са. Здесь лидирующее положение занимают крупные фирмы, располагающие достаточными капиталами и возможностями использовать достижения научно-технической революции для завоевания господствующего положения на вновь созданном рынке.

Искусственная фабрикация спроса в наиболее обна­женном виде проявляется в установке на запрограмми­рованный износ товаров, т. е. преднамеренное сокраще­ние сроков их службы.

Навязывая новые товары покупателю, монополии вовсе не заботятся о его благе. Они стараются сбыть свой товар и получить прибыль. Нередко людям навя­зываются бесполезные и даже вредные предметы, что ведет к уродованию структуры потребления трудящих­ся. И в этом самую неблаговидную роль играет гипно­тизирующая реклама, беззастенчиво используемая дельцами бизнеса в целях обогащения.

Система формирования ложных потребностей, полу­чившая от ее критиков название системы «запланиро­ванного расточительства», ярко показана в книге аме­риканского социолога и публициста В. Пэккарда «Про­изводители отбросов». Эта система представляет собой такую организацию рынка, при которой имеющиеся ве­щи подлежат быстрой замене не потому, что они дей­ствительно вышли из строя, износились, а лишь в силу того, что «морально устарели», потеряли свой престиж, поскольку в продажу поступили те же товары, но либо в обновленной форме, либо снабженные более привле­кательными «имэджами».

Пожалуй, самый характерный пример «планируе­мого старения», колоссального расточения сырьевых ресурсов и рабочей силы можно наблюдать в автомо­бильной промышленности США. Начиная примерно с 50-х годов автомобильные компании с помощью рекла­мы стали убеждать американцев, что ездить на одной машине больше двух-трех лет позорно. Именно тогда же родилась шутка, что автомобиль надо менять, когда пепельница в нем наполнится окурками. И вот уже четверть века в Соединенных Штатах Америки в об­становке неистового торгового ажиотажа в третью или четвертую неделю каждого сентября начинается «но­вый автомобильный год», про который американцы по­лушутя-полусерьезно говорят, что он важнее, чем но­вый лунный, григорианский, китайский...

Каждый год на этой «ярмарке тщеславия» мораль­но устаревают несколько миллионов почти новых ав­томобилей, стоимость которых еще полностью не опла­чена их владельцами. Видимо, для того чтобы как-то облегчить им расставание с прежней машиной, авто­мобили делаются таким образом, что в первую оче­редь теряют вид никелированные части, затем кузов и т. д. Когда автомобиль утрачивает свой первона­чальный вид, он теряет ценность и как символ «ста­туса».

Как писал журнал «Консьюмер буллетин», «нет, ка­жется, никакого сомнения в том, что корпуса современ­ных автомобилей могли быть гораздо более долговеч­ными, чем они есть сейчас, но промышленники пре­красно сознают, что, если машины будут слишком дол­говечными, от этого пострадают будущие прибыли».

Следует иметь в виду также и то, что новые и но­вейшие марки автомашин, как правило, не содержат технических новшеств, которых нет у прежних марок. Усилия направляются главным образом на внешнюю отделку моделей и внесение различных удобств: от аэ­рокондиционера до электробритвы, от радиотелефона до магнитофона-автомата, предупреждающего водителя при превышении скорости «не торопиться на собствен­ные похороны», не говоря уже о более удобных сидень­ях, подлокотниках, багажнике. Так, на ежегодную за­мену фасонов машин одна только детройтская «боль­шая четверка» автомобильных корпораций США тра­тит более миллиарда долларов.