Нищета. Часть первая
Шрифт:
Отъезд Валентины оказался неожиданностью, юность! Чудесные дни, не омраченные тенью грядущего! Дни, когда будущее неизменно предстает в розовом свете… О благословенная пора! Недаром основатели всех религий не нашли лучшей награды для праведников, чем обещание им вечной молодости!
Глава 17. Наводнение
Валентина — Люси
«Твое письмо — последнее прости; как больно мне было читать его! Ты оттого так страдаешь, что не сознаешь своего недуга. По твоим словам, ты хотела бы умереть. Но ведь ты и в самом деле умираешь! Монастырь тебя губит: его стеснительный
Приезжай! Посвятить себя Богу можно не только в монастыре. Если бы ты знала, как хорошо молиться на потрескавшихся плитах нашей террасы! Мох нежным пушком покрывает стены, изъеденные временем; бреши в них задрапированы зеленой завесой плюща… Вдали виднеется равнина, а еще дальше — горы. Небо так близко, бесконечность — вокруг.
Здесь чувствуешь Бога во всем: в жужжании пчел, в пении птиц, в порывах ветерка — во всем слышится имя предвечного, того, кто благословил жизнь, питает ее источники, кто вселил в каждую дрожащую тварь ужас перед смертью. Слышишь, Люси: жаждать ее — значит идти против воли Божьей!
Смерть… Не говори о ней, она ужасна! Мне как-то пришлось видеть несчастных, ожидавших ее прихода, и я до сих пор не могу опомниться… Расскажу тебе об этом.
Однажды мы с Нанеттой отправились на рынок. Река еще накануне вышла из берегов, и нам с трудом удалось переправиться на пароме. Ночевали мы в городе; кругом только и говорили, что о наводнении.
Когда мы на следующее утро вернулись к реке, она уже разлилась, как море. Хижину паромщика снесло, желтоватые воды залили прибрежные поля. В пенящихся водоворотах мелькали разнообразные предметы: то матрац, то пастуший шалаш, то овца или курица, то пустая колыбелька… Иногда можно было увидеть и коровью тушу, которая ненадолго задерживалась ветвями ивы, словно для того, чтобы мы успели убедиться в силе увлекавшего ее потока. Все это произвело зловещее впечатление… Крысы, змеи, насекомые, не зная, куда деваться, в испуге пытались уйти от беды.
На берегу столпился народ. Люди не могли оторвать глаз от страшного и в то же время величественного зрелища…
Довольно далеко от нас вода залила ферму; до конька крыши оставалось уже не более метра. Она была не особенно крутой, и там, скорчившись, застыли в ужасе жена фермера, ее дети, служанка, пастух и батрак. Уже четырнадцать часов несчастные ожидали смерти. Смельчаки несколько раз пытались подплыть к ним на лодке, но огромные вороны поглотили двоих из них, ставших жертвами своей самоотверженной храбрости.
На берегу раздавались крики страха и отчаяния. Какой-то мужчина, мокрый с головы до пят, стоял на коленях у самого края воды и то судорожно цеплялся пальцами за землю, то простирал руки к тонувшим. Его лицо было мертвенно-бледно; он, не отрываясь, смотрел на дом, который с каждым часом все больше и больше скрывался под водой. Это был хозяин фермы; как и мы, возвращаясь с рынка, он не мог попасть домой.
— Они
Мы увидели, как фермерша подхватила младшего ребенка и крепко прижала его к груди: другие взяли остальных детей и на коленях поползли к гребню крыши, протягивая к небу невинных малюток, обреченных на гибель. В единодушном порыве толпа стала молиться: тысячи рук поднялись к небу, тысячи уст взывали о милосердии.
Я уткнулась в плечо Нанетты, не в силах смотреть на то, что должно было вот-вот произойти. Возле меня двое мужчин разговаривали вполголоса:
— В том, что рухнула рига, большой беды нет. Дом выстроен более прочно и еще некоторое время продержится. К тому же теперь легче до него добраться. Вокруг надворных построек были сильные водовороты; из-за этого и опрокинулись лодки. Сейчас самый подходящий момент. Я отправляюсь туда, Гюстав, а ты оставайся здесь. Надо беречь силы: если я погибну, попытаешься ты.
— Нет, это не годится! — возразил другой. — Лучше отправимся вместе. Ведь если ты начнешь тонуть, я брошусь тебе на помощь, и спасение этих людей не подвинется ни на шаг.
— Храбрец!
— Не трудно быть храбрецом, когда ты — рядом. Эй, дайте нам лодку! — крикнул второй не очень уверенным голосом.
Я оглянулась и узнала в нем того невысокого юношу, которого уже не раз встречала раньше: он охотился недалеко от Рош-Брюна. Его друг был гораздо выше и красивее, у него было умное и гордое лицо. Наши взгляды встретились, конечно, случайно, и, словно угадав, какую тревогу внушал мне грозивший им риск, он сказал людям, столпившимся вокруг, чтобы преградить им путь к верной гибели:
— Предоставьте нам действовать и не бойтесь за нас! Мы спасем этих несчастных!
— Да, мы спасем их, — добавил второй. — Помолитесь за нас!
И они вскочили в узкую, остроносую рыбачью лодку. За ними последовал фермер, уже в третий раз пытавшийся прийти на выручку своим.
Высокий молодой человек сел у руля, остальные — на весла. Все взоры устремились на них, все мысленно следовали за ними. Шум сменился полной тишиной, зрители замолчали, из боязни помешать храбрецам. Слышался лишь глухой плеск набегавших волн; с головокружительной быстротой они понесли лодку к ферме.
Вдруг из сотен уст одновременно вырвался громкий крик: лодка исчезла за домом. Неизвестно, удалось ли ей пристать, или она так же перевернулась, как и первые две.
Целую минуту тягостная тревога томила людей, затем они увидели, как фермерша, ухватившись за трубу, передает ребенка в чьи-то протянутые руки. Слуги последовали примеру хозяйки, отдали гребцам свою драгоценную ношу и сами сошли с крыши, сперва женщины, потом мужчины. Еще минута, и лодка отчалила. Красивый молодой человек по-прежнему сидел на руле, спокойный как Бог; другой греб изо всех сил; фермерша лежала без чувств в объятиях мужа, которого сменил на веслах батрак.
Опасности подстерегали их на каждом шагу; несколько раз лодка едва не опрокинулась. Но вот наконец она пристала к берегу. Господь точно ждал этого торжественного мгновения: как только спасенные ступили на землю, дом рухнул и погрузился в пучину, оставив лишь огромные круги на воде. Расходясь, они мало-помалу достигли берега.
Ты легко можешь себе представить, как горячо все приветствовали спасенных от гибели, и в особенности — смельчаков, выручивших их. Каждый старался протиснуться к ним, пожать им руки; они с трудом укрылись от толпы. Мне тоже хотелось выразить им свое восхищение, но я не решилась с ними заговорить, даже когда они с почтительным поклоном прошли мимо. Я была до того растрогана, что чуть не расплакалась.