Нищета. Часть вторая
Шрифт:
Аббат раболепствовал перед нею: он имел обыкновение угождать титулованным дамам. Графиня, в свою очередь, привыкла почитать духовных особ. Поэтому оба все время обменивались изысканными любезностями, которые Роза иногда сопровождала язвительными замечаниями.
В тот день, когда читатели заглядывают в этот домик, кухарка, в нашем повествовании никакой роли не играющая, пожелала оставить свое место. Пришлось через бюро найма прислуги подыскивать новую. Явилось множество желающих. Роза уже выпроводила нескольких слишком неопытных или, напротив, чересчур развязных. Наконец она решила показать графине
Когда графиня и та, что претендовала на место кухарки, увидали друг друга, обе весьма удивились, но ничем не выдали своих чувств.
Графиня любила порисоваться. Томно растянувшись на кушетке, так чтобы ее лицо оставалось в тени, она спросила:
— Как вас зовут?
— Это ты, Олимпия! — воскликнула пришедшая. — Нечего разыгрывать передо мной графиню, милочка! Ведь я же — Амели! Если бы ты знала, как со мной поступил Николя! Что за скотина! Но он дал тягу. Нет такого преступления на свете, какого бы он не совершил!
Растерявшись от этого потока слов, графиня замахала руками. Роза сочла уместным скромно удалиться, предварительно, однако, проверив, заперты ли все шкафы и окна. Затем она вышла, чтобы подслушивать за дверью.
— Что означает эта сцена? — спросила графиня, волнуясь, но напуская на себя важный вид.
— Однако и устроилась же ты, милочка! Здорово! Шикарная обстановка!
Амели с интересом осматривалась кругом.
— Но я не знаю вас! Я не знаю вас! — повторяла Олимпия.
— Полно, полно, не ври! Ты меня отлично знаешь. Да разве я мешаю тебе прикидываться графиней? Я сама была одно время графиней Амелией де Санта-Клара!
Олимпии стало дурно. Она побледнела, голова и руки ее бессильно повисли.
— Вот те раз! — воскликнула Амели. — Чем это я так ее доняла? Я, кажется, выражалась вполне прилично!
Она подхватила Олимпию, уложила ее поудобнее на кушетке и постаралась привести в чувство.
— Прости, милочка, что я тебя расстроила! Видишь ли, я около двух месяцев жила у одной дамы, госпожи Руссеран; мне посчастливилось спасти ее дочь; потом я расскажу тебе об этом подробно. Но когда мне понадобилось съездить в Париж, меня опять засадили: Николя, этот изверг, все время забывал вычеркнуть мое имя из списков имеющих билет. Я провела две недели в Сен-Лазаре и вышла оттуда благодаря этой самой даме. Она же дала и рекомендацию, чтобы помочь мне найти место. Правда, деньги у меня пока есть, но я не хочу оставаться одна, мне будет скучно. Госпожа Руссеран уезжает за границу с дочерью и звала меня с собой, но мне не хочется покидать Париж, я его люблю…
Тараторя без умолку, Амели прыскала на Олимпию всеми душистыми эссенциями, какие попадались ей под руку.
— Боясь опять попасть в тюрьму, я решила поступить куда-нибудь в услужение. Мне сказали, что одинокая старая графиня ищет кухарку, вот я и пришла…
При слове «старая» Олимпия испустила такой пронзительный визг, что вбежала Роза.
— Что случилось? Что вы ей сказали?
— Ничего особенного. Это никого не касается, кроме нас, — ответила Амели.
Роза улыбнулась — она все слышала.
Олимпия, забыв, что только что
Этот подлец Николя обманул Амели, но если он вздумает вернуться, она сумеет ему отомстить! Она достаточно о нем знает. Уж она-то постарается, чтобы негодяй был разоблачен и получил по заслугам!
Не обращая внимания на присутствие Розы, навострившей уши, Амели, опьяненная собственным красноречием, рассказывала, как она будет выступать на суде. Розе доводилось многое слышать, но редко чье-нибудь повествование изобиловало такими образными выражениями.
Олимпия совсем забыла о своей роли графини. Недалекая, но великодушная, Дылда очень нуждалась в том, чтобы ее кто-нибудь любил. Найти старую подругу было для нее счастьем; у нее даже пропало желание чваниться.
— Если бы ты знала, как де Мериа пугал меня своим мрачным видом! — жаловалась она. — Право же, он мне больше нравился, когда бывал вдребезги пьян!
— Что за свинья!
Роза с присущей ей ловкостью притаилась за дверью и уже успела узнать много интересного из прошлого обеих подруг, когда неожиданно, по пословице «то густо, то пусто», на сцене появился еще один персонаж. Мужчина с огромным лотком просил разрешения повидать графиню. По его словам, у него были отличные заграничные меха и всякие редкостные вещицы по недорогой цене. Желая увидеть все эти заманчивые товары, а также угодить хозяйке, Роза доложила о приходе разносчика.
— Позови его! — воскликнула Амели. — Это нас развлечет. Пусть войдет!
Олимпия согласилась.
Хотя этот человек был одет довольно опрятно, весь его облик говорил о моральной нечистоплотности. Физиономия его была такой же угрюмой, как и в те дни, когда он сидел в тулонской тюрьме. Словом, это оказался Лезорн.
— Бродар! — вскричали обе подруги, обманутые роковым сходством.
— Да, прекрасные дамы, Бродар к вашим услугам.
«Я — в осином гнезде, — соображал Лезорн. — Нужно по возможности выбраться отсюда с медом, не дав себя зажалить».
— Бедняга Бродар! — воскликнула Олимпия. — Так вы вернулись?
— Да, по амнистии, сударыня.
— Разве вы не узнали нас?
Бандит призвал на помощь всю свою ловкость.
— Увы! Годы ли виноваты, или моя память, но теперь она частенько мне изменяет…
— Он нас не узнает потому, что мы уже не похожи на шлюх! — воскликнула Амели.
Ее слова помогли Лезорну несколько разобраться в обстановке.
— Да, вы разбогатели, а я по-прежнему беден…
— Ладно, не скулите! Мы встретились, и теперь я позабочусь о вас!
Дылда усадила его за стол. Она плакала.
Лезорна засыпали вопросами, и он не знал, как выпутаться: на добрую половину их он ответить не мог. Где его дочери? Неизвестно, они исчезли. А Огюст?
Тут Лезорн смог блеснуть осведомленностью: он рассказал, что любовница Огюста — девушка, живущая у торговки птичьим кормом.
— Я знаю эту старуху, — воскликнула Олимпия. — Раз возлюбленная вашего сына живет у нее, то можно поручиться, что она — девушка честная!
Далее Лезорн рассказал, как шайка юных бродяг совершила ночью нападение на арестантскую карету.