Нищета. Часть вторая
Шрифт:
XLVII. Опять у Девис-Рота
Мы уже говорили, что Девис-Рот напоминал жреца-друида, а также инквизитора. Он был преступником, но его толкали на злодеяния не личные интересы, а кастовые, в то время как у Эльмины, Гектора и Николя брали верх животные вожделения. Здание веры, где царил мрак, Девис-Рот защищал от вторжения света не менее рьяно, чем средневековые феодалы — свои замки. У него было немаловажное достоинство — постоянное присутствие духа.
Речь Бланш в немецком клубе и ее смерть нанесли иезуиту страшный удар, но и эту неудачу он, по своему обыкновению, позаботился осветить так, чтобы ее можно было преподнести публике. Он только что кончил
«С глубоким прискорбием извещаем читателей о кончине м-ль Бланш де Мериа, последовавшей при печальных и драматических обстоятельствах.
Читатели, вероятно, помнят, что ее брат, граф де Мериа, некоторое время тому назад внезапно заболел душевным расстройством. Этот недуг был в их семье наследственным, но о нем старались не напоминать, чтобы не ускорять катастрофы.
Последняя из рода, де Мериа надеялась, уехав в Лондон, избежать роковой болезни, но была, внезапно поражена ею, когда случайно находилась на собрании в Немецком клубе. Она поднялась на трибуну и ко всеобщему удивлению произнесла сумбурную речь, содержание которой передать затруднительно. Это был какой-то бред, ужаснувший слушателей.
Когда м-ль де Мериа спускалась с трибуны, еще одно происшествие повергло всех в смятение: известный русский нигилист Михайлов, давно приговоренный своими соумышленниками к смерти, был убит по решению тайного революционного комитета.
Однако трагические события вечера на этом не закончились. В приступе безумия, м-ль де Мериа скрылась во мраке. На другое утро труп несчастной нашли в Темзе. Ее одежда была в полном порядке: юбка, связанная у щиколоток, оказалась безупречно чистой… Господь, как видно, хранил бедняжку и в невзгодах.
Склонность к предосудительным знакомствам, в которой нередко упрекали графа де Мериа, также вызвана унаследованным им прискорбным душевным недугом. Вот почему мы не стали отвечать на злобные нападки по этому поводу, имевшие место не так давно.
Эта пространная, но довольно-таки путаная заметка не вполне удовлетворила Девис-Рота; он задумался над нею. Приход слуги прервал его размышления.
— Что вам нужно, Пьер? — спросил священник.
— Одна дама настоятельно просит, чтобы ваше преподобие приняли ее. Она утверждает, что может сообщить вам нечто очень важное.
Иезуит сжал голову руками. Смерть Бланш грозила новым скандалом. Он старательно избегал упоминать, о чем именно говорила Бланш, дабы впоследствии легче было отрицать или извратить ее слова. Достаточно ли этого, чтобы сбить с толку врагов церкви? А тут какая-то ничтожная женщина вздумала отвлечь его по личному делу, мешать важным занятиям. Девис-Рот решил было не пускать ее к себе, но потом подумал, не явилась ли она в самом деле с каким-нибудь известием?
— Пусть войдет, — сказал он.
Любой художник счел бы наружность посетительницы вполне подходящей для Двора чудес [46] или разбойничьего притона. В ее фигуре было что-то змеиное, в лице — что-то жабье; ее угодливый взор выражал наглость и хитрость. Что таилось под этой личиной?
Маленькая, коренастая, изжелта-бледная, эта женщина, несмотря на отталкивающую внешность, обладала необъяснимой гипнотической силой. Ее глаза пристально следили за собеседником, впивались в него, словно щупальцы спрута. Однако взгляд ее не произвел впечатления на Девис-Рота. Он так властно посмотрел на вошедшую, что та поклонилась чуть не до земли.
46
Двор
— Чем могу служить, сударыня? — холодно спросил иезуит.
Поклонившись еще раз, старуха начала сладеньким тоном:
— Моя дочь получила рекомендацию от вашего преподобия… Вот почему…
— Как зовут вашу дочь?
— Бланш Марсель.
— Она же умерла?
— Умерла Клара Марсель, сударь, а не Бланш.
Девис-Рот питал предубеждение к этой фамилии.
— Так что же вам нужно?
Женщина неуверенно пролепетала:
— Моя дочь, ваше преподобие, в течение нескольких месяцев заведовала приютом Нотр-Дам де ла Бонгард, что весьма ей повредило.
— Я не имею к этому приюту никакого касательства. Однако объяснитесь!
Женщина поклонилась еще более подобострастно.
— Видите ли, сударь, куда бы моя дочь ни обращалась теперь в поисках места, ей отказывают из-за того, что об этом приюте идет худая молва.
— Очень жаль, но ничем не могу помочь.
Женщина продолжала, опустив голову:
— По свойственной ей честности моя дочь отвергает предложения антиклерикальных газет предать гласности то, что она обнаружила в приюте. Но нам нечем жить… Чего вы хотите от бедной девушки, которая никак не может устроиться? Безбожники все время соблазняют ее, предлагая и деньги и работу…
«Вряд ли они так богаты и влиятельны, чтобы сулить все это!» — подумал Девис-Рот, бледный от бешенства. Ему хотелось вытолкать назойливую старуху за дверь. Но ведь она может пойти в другое место… И, сдерживая ярость, он спокойно проговорил:
— Потрудитесь изложить все подробно, назовите имена.
— Увы, ваше преподобие, я не сумею рассказать все так, как это сделала бы моя дочь. Но мне кажется, что если она не получит хоть небольшую сумму, которая спасла бы нас от нужды, то ей придется…
Девис-Рот выпрямился во весь рост, а женщина еще больше съежилась, всей своей позой выражая смирение.
— Повторяю, — прервал иезуит, — что дела приюта Нотр-Дам де ла Бонгард не касаются ни меня, ни святой матери-церкви. Это частное благотворительное учреждение, и Господь сам вдохновлял его руководителей. Однако раз ваша дочь — добрая христианка, то я окажу вам помощь, насколько позволяют мои скудные средства.
И он протянул просительнице три золотых. Низко кланяясь и предварительно перекрестив каждую монету, она спрятала их в объемистый карман. Девис-Рот не сводил с нее взгляда.
— Через несколько дней вас навестят лица, известные своим благочестием. Где вы живете?
— На улице Сент-Антуан, дом номер шестнадцать.
— Хорошо, можете идти.
Женщина еще раз поклонилась и вышла, провожаемая столь пронзительным взглядом, что, почувствовав его, она оглянулась, будучи уже у порога.
«Пусть она ответит за остальных! — подумал иезуит. — Есть лишь одно средство — избавить церковь от ее врагов — уничтожить их, как это, по словам писания, делает господь бог».
Девис-Рот был выбит из колеи. Им овладело нервное возбуждение; ему представилось, что он сражается с ордой неверующих, один, вооруженный лишь крестом, тяжелым, как дубина Геркулеса; ему чудилось, будто он разбил безбожников и проламывает им черепа ударами этого священного оружия…
Но иезуит недолго предавался грезам. Усилием воли он заставил себя сесть за стол, чтобы вновь заняться просмотром корреспонденции и газет.
Беда, как известно, никогда не приходит одна. В одной злокозненной газете Девис-Рот прочел: