Нищий лорд
Шрифт:
— Тогда у него… странная манера… показывать это, — вздохнула Фенелла.
— Возможно, он появится сегодня на балу, — предположил лорд Фаркуар.
— Надеюсь, — с несчастным видом пробормотала Фенелла.
Горничная предложила ей лечь, но она чувствовала себя такой подавленной, и только какая-либо деятельность, только движение могли спасти ее: не было ничего хуже, чем лежать в темноте и думать о Периквине.
Парикмахер, который должен был уложить ей волосы, пришел рано, так как ему еще нужно было успеть к огромному количеству своих клиенток. После его ухода Фенелла
Оно было отделано ниткой жемчуга, которая застегивалась вокруг шеи, и бриллиантовой брошью, приколотой к корсажу.
Фенелла посмотрела на себя в зеркало, и ей страшно захотелось, чтобы ее увидел Периквин. Однажды, когда она была одета в зеленое платье, которое когда-то носила его мама, он сказал ей, что этот цвет оттеняет ее кожу. Благодаря жемчугу и крохотным бриллиантам, обрамлявшим кружево на корсаже, ее кожа казалась полупрозрачной — именно этого безуспешно пытались добиться многие светские красавицы.
Главным, что делало внешность Фенеллы неординарной, были ее темно-рыжие волосы, и у нее возникло страстное желание, чтобы Периквин наконец понял, что теперь она уже не боится сопоставления с Хетти.
Почему же он не пришел увидеться с ней?
В течение всего дня она уже тысячу раз задавала себе этот вопрос, и сейчас, стоя у окна и глядя, как солнце прячется за горизонтом, она спросила себя, не приведет ли сегодняшняя ночь к закату ее желаний и надежд.
Раздался стук в дверь ее спальни.
— Экипаж подан, мисс, и его светлость просит вас спуститься вниз немедленно, так как лошади свирепые, и грум с трудом удерживает их.
— Так рано! — воскликнула Фенелла.
Однако несмотря на свое удивление она схватила атласную шаль, отороченную лебяжьими перьями, л последовала за лакеем вниз.
Как непохоже на дядю, подумала она, что он хочет прибыть на обед так рано — ведь обычно они приезжали перед танцами. Потом она вспомнила, что дог» вдовствующей маркизы находился не в Брайтоне, а на некотором расстоянии от него. Было бы невежливо опаздывать, и Фенелла решила, что лорд Фаркуар, очень пунктуальный в подобных вопросах, должно быть, точно рассчитал время, которое уйдет на дорогу.
Лакей впереди нее шел очень быстро, даже слишком быстро с точки зрения приличий, и Фенелла вспомнила, что его только недавно приняли на работу. Старый дворецкий, который служил у лорда Фаркуара несколько лет, уже не раз высказывал свои подозрения, что этот лакей берет чаевые с гостей.
В вестибюле никого не было, что опять крайне удивило Фенеллу, потому что обычно там находился дворецкий и еще два лакея, чтобы провожать его светлость к экипажу.
Лакей открыл дверь, и снаружи Фенелла увидела не тот большой экипаж для официальных визитов с гербовым щитом на дверце, в котором ее дядюшка обычно отправлялся на вечерние приемы, а очень изящную двуколку, запряженную парой. Это был совершенно новый вид экипажей, который только недавно вошел в моду и славился, насколько знала Фенелла, своей быстроходностью.
Чехол был поднят, и хотя она знала, что ее дядя часто сам правит лошадьми, она
Потом она подумала, что, должно быть, дом вдовствующей маркизы стоит гораздо дальше от Брайтона, чем ей казалось.
Грум, придерживая дверцу, помог ей взойти по лесенке. Наклонив голову, чтобы забраться под чехол, Фенелла воскликнула:
— Мы с вами никогда раньше не ездили в такой двуколке, дядя Родерик, я даже не знала, что она у вас есть.
Она собралась было сесть, но в это мгновение лошади рванули вперед, и она рухнула на сиденье. Тогда она посмотрела на кучера, которым, как она предполагала, был ее дядюшка, и увидела лорда Корбери.
— Периквин! — вскричала она. — Что ты здесь делаешь? Куда ты меня везешь?
Она почувствовала, как осела двуколка, и догадалась, что на верхнее сиденье взобрался лакей, который был скрыт от нее чехлом.
Но даже это не помешало ей отдаться радостному чувству, охватившему ее при мысли, что она была наедине с лордом Корбери. Ей стало интересно, каковы могут быть его последующие действия, и она вопросительно, хотя и с некоторым беспокойством, взглянула на Периквина.
У Фенеллы похолодело в груди, когда она заметила, что на его скулах играли желваки, а губы были плотно сжаты. Она слишком хорошо знала его, чтобы не распознать эти признаки если не ярости, то во всяком случае некоторого раздражения, что неизбежно предшествовало какому-нибудь спору или, возможно, ссоре.
Она глубоко вздохнула и внезапно почувствовала, что лошади скачут на удивление быстро.
По тому, как накренилась двуколка, когда они свернули с Марин Парейд, Фенелла догадалась, что Периквин правит с захватывающей дух скоростью, что в действительности могло быть очень опасным.
Лошади, конечно, были свежи, и хотя в двуколку была впряжена только одна пара, катилась она очень легко, и временами казалось, что колеса едва касаются земли — так высока была скорость.
— Что происходит? Пожалуйста, Периквин, объясни! Вы с дядей Родериком договорились, что ты отвезешь меня на бал? Он мне не сказал, что ты собираешься это сделать.
— Я не собираюсь ничего тебе говорить, пока мы не приедем, — ответил лорд Корбери.
Его голос звучал сурово и резко, и Фенелла растерянно взглянула на него. «Как он красив», — подумала она.
Она ощутила, как ее сердце замерло в груди от сознания, что она находится рядом с ним. К тому же ее любовь к Периквину, как это ни удивительно, совершенно обессилила ее.
Действительно, Фенелла была неспособна здраво рассуждать о том, что происходит или почему Периквин так странно себя ведет.
Они все ехали и ехали, и Фенелла чувствовала, что Периквин выжимает из лошадей максимальную скорость, на которую те были способны.
Она узнала дорогу, по которой так часто ездила, и теперь она была полностью уверена, что они находятся очень далеко от дома, где устраивается бал, и едут в Прайори.
«Почему, — спрашивала она себя, — почему Периквин увез меня из Брайтона, и что же он хочет сказать мне такого, чего нельзя было бы сказать в доме дядюшки или в любом месте, где бы мы встретились?»