Нисхождение
Шрифт:
— Невозможно бороться и плыть против бурного течения, — вздохнул Иенсен. — Приходится уступить, смириться. И все же я в достаточной степени остался человеком, — да, человеком, — чтобы радоваться, когда один из них получает по заслугам. Я имею в виду Абдуллу.
НОЖ выглядел немного подавленным:
— Да. Ну, может, его прикончили парни из отеля. Но… — Адамс посмотрел на Ингхэма: — Но в ту ночь они не покидали своих постелей до того момента, как услышали чей-то крик. Мне кажется, его прибили одним ударом, чем-то тяжелым.
Одним ударом. Ингхэм стиснул зубы
— Может, его зарезал кто-нибудь из собратьев, — усмехнулся Иенсен. — Может, сразу два араба явились грабить один и тот же дом! — Теперь Иенсен сидел развалившись в небрежной позе и, закинув руку за спинку стула, откровенно смеялся. Он смотрел на Адамса.
Адамс выглядел удивленным.
— Что вы об этом знаете? — спросил он. — Вам что-то известно?
— Не думаю, что признался бы, если бы сделал это, — произнес Иенсен. — И знаете почему? Потому что это просто… просто не имеет значения. — С этими словами он взял со стола сигарету и закурил. — Мы рассуждаем о смерти Абдуллы, как если бы он был самим президентом Кеннеди. Не думаю, что его персонa настолько важна.
Его слова заставили Адамса замолчать, но это было молчание обиженного. Иенсен ушел в себя, размышляя о чем-то своем, и когда отвечал на вопросы, то делал это неохотно и односложно. Ингхэм сожалел, что Иенсен обиделся, и, как ему показалось, обиделся на Адамса. К тому же он чувствовал, что Адамс догадывается, что он рассказал Иенсену о той ночи нечто такое, о чем не сказал ему. Адамс также догадался, что Ингхэм разделяет взгляды Иенсена на жизнь, которые, мягко говоря, не соответствовали взглядам НОЖа.
Они поехали в «Кафе де ла Плаж» на машине Ингхэма. Ингхэм надеялся, что Адамс распрощается с ними, когда они покидали ресторан отеля, но тот увязался с ними. Иенсен отошел заказать выпивку.
— Обозленный молодой человек. Жаль, что с ним приключилось столько неприятностей, — сказал Адамс Ингхэму, пока Иенсен отсутствовал.
Они сидели за столом. И на этот раз разговаривать было почти невозможно. Поднабравшиеся вина и пива посетители оживленно гудели в зале, то тут, то там раздавались громкие выкрики.
— Я уверен, он с этим справится, — снова возвращаясь к датчанину, добавил Адамс.
Ингхэм думал, что Иенсен пригласит Адамса к себе в гости взглянуть на картины, но Иенсен этого не сделал. Адамс пошел бы, Ингхэм был в этом уверен. Они покинули шумное кафе, выпив всего по одному кругу.
— Увидимся завтра! — крикнул Иенсен с дороги Ингхэму.
— A bientdt [22] . Большое спасибо за компанию.
— Спокойной ночи, Фрэнсис.
22
До скорого ( фр.).
— Спокойной ночи, спокойной ночи, — откликнулся Адамс.
Они возвращались в отель молча. Ингхэм догадывался, о чем сейчас думает Адамс. Он остановил машину у бунгало Адамса. Адамс спросил, не зайдет
— Я немного устал, спасибо.
— Мне бы хотелось поговорить с вами пару минут.
Ингхэм пошел вместе с ним. Административное здание выглядело мрачным и молчаливым. Боковую дверь, ведущую на кухню, оставили открытой для притока свежего воздуха. Слева от кухни находилась комната, где спало с десяток парней. Ингхэм отказался от выпивки и присел на край дивана, опершись локтями о колени. Адамс закурил и принялся расхаживать по комнате из стороны в сторону.
— Простите мое любопытство, но у меня появилось такое чувство, — начал он, — что вы кое-что утаили от меня из событий той ночи. Если вы не хотите говорить, то прошу прощения. — Он слегка улыбнулся, но на этот раз его улыбка не делала его похожим на бурундука. — Однако, я вел себя с вами совершенно откровенно, вы знаете о моих записях. Вы единственный человек в Тунисе, кому я рассказал об этом. Потому что вы писатель и образованный человек, к тому же не лишенный чести. — Он кивнул, как бы подтверждая сказанное.
Ингхэму не понравилось, что его назвали образованным, но он молчал. Слишком долго, как ему показалось.
— Во-первых, — мягко произнес Адамс, — непонятно, почему вы не открыли дверь или хотя бы не прислушались, после того как услышали в ту ночь крик. Ведь это произошло непосредственно на вашей террасе… Что же я должен думать обо всем этом?
Ингхэм откинулся на мягкую подушку спинки дивана, но не почувствовал себя комфортно. У него возникло ощущение, что он принимает участие в молчаливой дуэли. То, что сказал Адамс, было правдой. Он не мог продолжать лгать без того, чтобы это не выглядело явной ложью. Ингхэму хотелось как можно дипломатичнее уйти от ответа в данный момент, отложить объяснение хотя бы до завтрашнего утра. Главная беда заключалась в том, что он не мог предвидеть последствий своего откровения. Если он скажет правду — к примеру, побежит ли Адамс сообщать об этом в полицию? И что будет тогда?
— Я прощаю вам ваше любопытство, — заговорил он и, как только произнес эти слова, сразу почувствовал, насколько фальшиво они звучат. Стоило бы продолжить: «Вы не станете возражать, если я напомню вам, что имею право… в конце концов, вы же не полиция». — Но все было в точности так, как я вам рассказывал. Вы можете считать меня трусом за то, что я не открыл дверь.
Улыбка Адамса снова стала сияющей, бурундучьей.
— Я не совсем вам верю, простите… Вы можете доверять мне. Я хотел бы знать правду.
Ингхэм почувствовал, что его лицо покрывается потом, от гнева и растерянности одновременно.
— Вы поведали мне не всю историю. Вам станет легче, если вы мне все расскажете, — настаивал Адамс. — Уверяю вас.
Ингхэм испытал острое желание подскочить и как следует ему врезать. Он кто? Господь Бог? Или просто старый зануда? «Черт бы тебя побрал, кем бы ты там ни был!» — подумал Ингхэм.
— Простите меня, — сдержанно проговорил Ингхэм, — но я не обязан рассказывать вам о чем-либо. Зачем вы допытываетесь?