Нисхождение
Шрифт:
— Дурной сон? Тогда почему же ты не пришел?
— Нет, не дурной сон. Я не спал. Я думал о тебе. Послушай, солнышко, пойдем ко мне. Мы можем отдохнуть у меня.
— Спасибо. Но я бы хотела вернуться к себе в отель.
«Ну разумеется, в отеле ей куда удобнее», — подумал Ингхэм. Но ему показалось, что его дом ей не нравится, возможно, даже внушает брезгливость. Ингхэм почувствовал некоторую обиду за свои две комнаты, хотя она ни разу не отзывалась о них критически. В конце концов, они служили Ингхэму святая святых
— Хорошо. Тогда поехали к тебе.
Он отвез ее в отель. Клерк за стойкой протянул Ине телеграмму.
— Срочная, — произнес Ингхэм, удивляясь, от кого бы она могла быть.
— Я давала телеграмму к себе в офис, — пояснила Ина. — Это от них.
Ингхэм ждал, пока она прочтет ее, видя, как ее губы сложились в непроизвольное «черт».
— Мне необходимо дать ответ, — сказала она ему. — Я быстро.
Ингхэм кивнул и пошел посмотреть газеты.
— Это насчет чего? — спросил он, когда Ина вернулась.
— О правах на издание. Я сказала им, что с ними все в порядке, но они продолжают волноваться, поэтому послали мне телеграмму, где им еще можно об этом справиться. Им хочется быть уверенными до конца. Все это так скучно.
Ина приняла прохладный душ, и Ингхэм спросил, можно ли ему сделать то же самое. Прохладная, хотя и недостаточно холодная вода вызывала ощущение полного блаженства. К тому же он мог воспользоваться ее душистым мылом, напоминавшим ее запах. Он присвоил себе ее неиспользованное огромное белое полотенце.
— Божественно, — сказал он, появляясь обернутым в полотенце и босиком.
— Послушай, Говард, — она лежала вытянувшись на кровати и курила, — как было бы здорово, если бы ты жил в бунгало. Почему бы нам не снять одно… или два, — добавила она, улыбаясь ему.
Ингхэм определенно не желал обзаводиться никаким бунгало.
— Гм… а ты узнавала — они не все заняты? Ты уже спрашивала?
— Еще нет. Но твои комнаты такие неудобные, милый; ты же не станешь это отрицать. Твой туалет! Разве ты без гроша в кармане? Не понимаю, почему ты там живешь.
— Для разнообразия. Бунгало мне надоело.
— Это почему же? Разве плохо иметь кухню, ванную, все чистое и удобное. Фрэнсис говорит, что ты мог бы заказать себе кондиционер.
— Мне хотелось понаблюдать, как живут арабы, покупать продукты на базаре и все такое прочее.
— Ты можешь наблюдать за всем этим, живя в нормальных условиях. Они живут чертовски неудобно. Я нагляделась на них сегодня утром, пока мы возвращались с Иенсеном из крепости.
— И как, впечатляет? — Ингхэм улыбнулся. — Дело в том, что там, где я живу сейчас, мне очень хорошо работается. Я воспринимаю свое жилище как рабочее место, понимаешь? Я не собираюсь оставаться здесь дольше чем на месяц.
— Фрэнсис считает, что ты просто наказываешь себя.
— О? Он говорил нечто подобное и мне. Звучит в духе
— Я наткнулась на него сегодня утром, на пляже. Вернее, он окликнул меня, когда вылез из воды. Я пришла искупаться пораньше. Так что мы уселись на песке и немного поговорили. — Она рассмеялась. — Он выглядел таким смешным со своим копьем, в этих ластах и маске. Ты знаешь, что он в таком виде плавает под водой?
— Да, я знаю.
Она немного помолчала, потом сказала:
— Знаешь, он утверждает, что ты не говоришь обо всем, что произошло той ночью, когда был убит Абдулла. На твоей террасе.
— Хм… — присвистнул Ингхэм. — Во-первых, никому доподлинно не известно, был он убит или нет. Никто не видел трупа. Адамсу, видимо, нравится играть в бывалого сыщика. Почему бы ему не заявить обо всем в полицию, если он в этом так уверен?
— Не стоит так заводиться.
— Извини. — Ингхэм закурил сигарету.
— По этой причине ты и переехал?
— Разумеется, нет. Я по-прежнему в хороших отношениях с НОЖем. Я переехал по той причине, которую мне хотелось бы обсудить с тобой. Или рассказать тебе об этом. Это связано с книгой, которую я пишу. Крайне важно понять, сам ли человек создает свою личность и свои собственные внутренние моральные принципы поведения, или же его личность и его моральные принципы являются плодом окружающего его общества. Это имеет мало общего с моей книгой, но я обнаружил, что здесь, в Тунисе, я постоянно об этом думаю. То, что я имею в виду, — это противоположность авторитаризму. Я говорю в основном о моральных устоях. Понимаешь, мой герой, Деннисон, создает для себя свои собственные. И неизбежно приходит к крушению.
Ина слушала, молча глядя на него.
— Здесь, в Хаммамете, бывали моменты, а если быть точным, дни и недели, когда я не получал письма ни от тебя, ни от кого-то еще, и я казался странным даже самому себе, как если бы не знал самого себя. Частично это было вызвано тем — я понял это с моральной точки зрения, — что у окружающих меня арабов совсем иные жизненные стандарты, другая этика. И видишь ли, они здесь в большинстве. Этот мир их, а не мой. Ты понимаешь, что я имею в виду?
— И что же ты делал с этим?
Ингхэм рассмеялся:
— С этим ничего нельзя сделать. Это как состояние. Очень тревожное состояние. Но, думаю, в каком-то смысле оно полезно для моей книги. Поскольку оно косвенно относится к той же самой теме.
— Я не думаю, что мои моральные ценности изменятся, живи я здесь. Мне бы очень хотелось простой воды со льдом.
Ингхэм подошел к телефону и заказал воду со льдом.
— Совсем не обязательно, чтобы они менялись, просто ты увидишь, что их станет трудно применять на деле, когда вокруг тебя никто ими не пользуется.