Нити судьбы

Ланг Н.

Дождь усыплял не хуже колыбельной. Веки налились тяжестью, хотелось заснуть. В каморке сделалось тесно и душно. Девицы оказались весёлыми и разбитными. Их вульгарные шутки вызывали громогласные волны хохота.

– А ты, цыпочка, за что здесь? – нагловато поинтересовалась одна из троицы, сев поближе ко мне.

– Хулиганство, – невинно ответила я, инстинктивно отодвинувшись и вжавшись в стенку.

– Хулиганка, значит! У нас таких любят, – сказала другая, кинув многозначительный взгляд на товарку. Они дружно расхохотались, увидев в этой ситуации нечто забавное.

7. Арсений

Сквозь дрёму я услышал, как гомерически хохотали женщины в противоположном конце коридора. Их смех больше походил на кудахтанье кур. И я закудахтал, как курица. Иного развлечения в камере с двумя спящими близнецами не нашлось.

Всю ночь я не сомкнул глаз, считая минуты. Меня выпустили из камеры административного задержания ранним утром. Воздух был свежим после грозы. Как приятно после запаха тюремной плесени дышать чистейшим кислородом. Коля встречал меня у выхода. Он сконфуженно улыбался. А рядом с ним я заметил своего отца. Вид он имел мрачный, и я догадался, что меня ждёт взбучка.

– Доброе утро, – нарочито бодро поприветствовал Коля, пытаясь скрыть чувство вины.

– Доброе, – дружелюбно ответил я, и Коля рассмеялся. – Ты прав – дождь был. И гроза тоже.

Отец не проронил ни слова, но его угрюмое молчание было красноречивее громких фраз. После меня из здания дежурной части вышла Аделина. Её никто не ждал, и она обрадовалась этому. Очевидно, не хотела, чтобы знали, что она провела ночь в таком месте. Не оглянувшись, девушка побрела к автобусной остановке.

– Аделина, стой! – крикнул я, догоняя её.

Она обернулась и удивлённо посмотрела на меня.

– Устала?

И вдруг я почувствовал, что мне действительно небезразлично всё, что касается этой очаровательной девушки. Даже мятый кашемировый джемпер и жёваные брюки не портили её обаяния. Я не сомневался, что и сам выгляжу, как освобождённый арестант – неумытый, но счастливый, вдохнувший воздух свободы.

– Я никогда не устаю, – она обворожительно улыбнулась.

– Таким качеством я похвастаться не могу. Тебя подвезти?– я оглянулся и посмотрел на отца.

Александр Михайлович нервно расхаживал по тротуару, у нас определённо состоится неприятный разговор. Чувствуя витавшее напряжение, небритый Коля, в растянутом свитере и рваных джинсах, неловко мялся в стороне. Кроссовки с белой подошвой отчаянно напоминали о его бегстве.

– Нет, спасибо. Доберусь на автобусе до метро.

– Как тебя найти?

– У меня телефон разрядился.

– Мой тоже выключился.

Аделина достала из сумочки блокнот, ручку, быстро написала номер и, вырвав листок, протянула мне.

– Благодарю, я непременно позвоню, – пообещал я.

Она улыбнулась и, тихо попрощавшись, ушла. Я смотрел ей вслед, пока не услышал сердитый гудок. Отец нетерпеливо барабанил пальцами по рулю. Я взглянул на маленький лист с заветными цифрами и, свернув пополам, положил в карман.

Когда я сел в машину, Коля поник.

– Обиделся? – виновато опустив глаза, спросил друг.

– Ты проклятое трепло! – бросил я в сердцах и усмехнулся.

Коля приободрился, поняв, что прощён.

8. Аделина

Обычно спектаклю предшествуют длительные репетиции и кропотливая работа большой команды. Художники продумывают сценографию, костюмеры трудятся над нарядами, в которых артисты предстанут перед публикой, когда поднимется занавес.

Разучивая новые па, я отрывалась от реальности, забывала о проблемах. Те несколько минут, что длилась композиция, я переставала существовать, сливаясь с мелодией. Облачённые в трико и майки танцовщицы напоминали механических кукол, когда повторяли одно и то же движение многократно. Но таков труд человека, зарабатывающего на жизнь созданием образов и художественных миров. Мы обречены оттачивать мастерство до совершенства. Тела танцовщиц идеальны – форма и чистота линий служит образцом для скульпторов и художников.

Я избрала этот путь ещё в детстве, когда бабушка впервые привела меня в балетный класс. Тогда я чувствовала себя крохотной и неуклюжей. Но после стольких лет изнурительных репетиций я научилась держаться уверенней. Мои движения стали лёгкими, несмотря на усталость. Природа наградила меня удивительным терпением, которое не раз выручало, когда казалось, что ничего не получается. Я старалась приблизиться к недостижимому идеалу, который бы позволил воплотить в жизнь любой образ.

Остановившись на минуту, я заметила, что в зале, кроме меня, разминались ещё три танцовщицы. Конкурентки не отставали, дни напролёт мы проводили в репетиционном зале, гадая, кто же получит главную партию. Каждая была упорна, каждая хотела добиться цели – исполнить ту роль, которая изменит карьеру, но не каждой это суждено.

Экзерсис продолжался три часа кряду. Мы прерывались, чтобы попить воды и восстановить дыхание. После разминки хореограф подозвал меня к себе. Сердце замерло в груди. Он был серьёзен, одет в чёрное, что выгодно оттеняло его начавшие седеть волосы.

Хореограф внимательно смотрел на меня. Я думала, что Павел Васильевич уволит меня после того, как я побывала в камере административного заключения. Кто-то из доброжелателей, вероятно, рассказал ему об этом. Закрыв глаза, я слушала мелодичный голос.

– Давно уже не видел, чтобы с таким самозабвением отдавались танцу. Посовещавшись с руководителем театра, мы решили, что ты исполнишь главную партию.

От волнения я ничего не расслышала.

– Что? – переспросила я, глупо хлопнув глазами.

– Ты получила главную роль!

Я так долго ждала этого предложения. Слёзы радости прочертили блестящие дорожки на щеках. Павел Васильевич поздравил и обнял меня.

– Ты готова, надеюсь?

– Спрашиваете? Я мечтала об этом с детства.