Нити судьбы

Ланг Н.

– Учти, мы не лечим людей, а только облегчаем их страдания. Если они будут рассказывать тебе что-то, ты слушай и никогда не перебивай. Им нужна возможность высказаться, – предупредила медсестра. – Некоторые любят поворчать, но в большинстве своём эти люди хотят жить, радуются каждому дню.

Её голос эхом разносился по пустому фойе. Я ожидал увидеть внутри серую больничную реальность: облупившиеся стены, тёмные коридоры с одним маленьким окошком и запахом страха, витавшим в воздухе. Но здесь было просторно, светло и по-домашнему уютно. Медицинская сестра показывала помещения, в которых мне предстояло убираться. Она шла впереди, гордо расправив плечи, будто ей была поручена великая миссия. Хотя по возрасту она была, пожалуй, даже моложе меня, но вела себя с достоинством, присущим умудрённому опытом доктору. Худая, низкого роста девушка с помощью макияжа хотела выглядеть старше своего возраста, наивно полагая, что года добавляют компетентности и уважения. Она держалась строго с больными и выполняла свои обязанности со старанием.

За мной закрепили несколько комнат. Санитар, который заботился о постояльцах, уволился. Волонтёров не хватало. Не каждый по собственной воле будет опекать смертельно больных, не каждый может спокойно, без малодушия видеть мучения и смерть.

Две из вверенных мне палат пустовала. Медсестра, проводившая для меня краткую экскурсию, сообщила, что несколько дней назад там проживали пациенты. Один из них умер, а другого забрали родственники перед моим появлением.

– Долго они не будут свободными, – сухо сказала она. – У нас большие очереди.

В первый день пребывания в "Надежде", мне доверили самое простое – я разносил подносы с едой. Забирал из столовой и развозил по комнатам. Стараясь не привлекать внимание, я тихо ставил поднос на стол и удалялся. Пациенты встали и приступили к совершению утренних назначений. Я чувствовал себя неловко, вторгаясь в их личное пространство. В палатах обстановка ничем не отличалась от номера в пансионате. Пациенты украшали быт милыми сердцу вещами, принесёнными из дома. Рядом с каждой кроватью была кнопка экстренного вызова медперсонала. Больные часто пользовались ею. Медсёстры делали инъекции морфина нуждавшимся в обезболивании, ставили капельницы.

Жильцом последней палаты был тщедушный старик. Недуг ослабил его. Дедушка медленно и осторожно опустился в кресло у окна и развернул газету, которую принёс санитар. Полностью седые волосы прикрывали выступавшие скулы. Болезнь заострила черты его лица. Оно, казалось таким сосредоточенным и одухотворённым, что я мог поклясться – старик не просматривал колонку экономических новостей, а пребывал в мире грёз.

Я взял с тележки поднос. Пациент отвлёкся от чтения и стал наблюдать за мной. Его внимательные выцветшие серые глаза ловили каждое моё движение.

– Не затруднит ли вас поставить поднос сюда? – он указал на столик, рядом с которым сидел.

– Разумеется, – я выполнил просьбу, заметив на подоконнике сухарь.

– Благодарю! И это всё? – угрюмо спросил старичок, покосившись на еду.

Он придирчиво оглядел тарелки с кашей, салатом и двумя кусочками хлеба.

– Да.

Меня смутил тон, каким начато общение.

– А как же котлета? – он недовольно поглядел на меня.

– На подносе написан номер вашей палаты?

– Да, – ответил он, взглянув на меня блёклыми глазами.

Я толкнул тележку в сторону двери.

– Где же котлета? – он не унимался.

– Извините, но вам она не полагается, – стараясь сохранить спокойствие, произнёс я.

– Но я хочу котлету, – расстроился старик.

Он выглядел жалко и я на минуту разозлился. На весь мир и чёртовых врачей, которые разрабатывали меню. Неужели старику нельзя получить любимое блюдо на завтрак. Пожелав приятного аппетита, я оставил дедушку наедине с трапезой.

– Проклятые котлеты, – выругался я и поставил пустой поднос на каталку.

– Привыкай, – бросил санитар, выходивший из соседней палаты. – С ним всегда так! Каждый день просит котлеты, хотя они исключены из его рациона.

Мы представились. Санитара звали Алексеем. Это был молодой жилистый парень, с коротко стриженными светлыми волосами. Своей толстой шеей и глазами навыкате он напоминал быка. Алексей был крепок физически и к его помощи часто прибегали медсёстры. Он ухаживал за пациентами, ослабленными болезнью, которые не могли ходить и обслуживать себя.

– Погоди, это твой первый день здесь. Самое интересное у тебя впереди, – проговорил он, зловеще улыбаясь.

– Я не из пугливых. Он болен, это многое объясняет.

– Не из пугливых это верно. Слышал, тебя осудили за преступление.

– Как быстро расходятся слухи, я здесь меньше двух часов, а тебе уже известна часть моей биографии. Но я позволю себе внести уточнение, я отбываю наказание за вандализм.

– Подумаешь, – Алексей улыбнулся.

Некоторое время я наблюдал за ним. Он мыл и помогал одевать парализованного. Была изрядная доля эгоизма в санитаре, самоутверждавшемся за счёт такой работы. Всем видом он кричал: посмотрите, какой я великодушный, ведь я служу в аду. Я удивлялся, что человек подобного склада трудится в хосписе. Алексей всё делал монотонно, так если бы заботился не о пациенте, а о манекене. О чём-то разговаривая с медсестрой, Лёша отпускал неприличные шутки. Отрешённый пациент, словно скитаясь в другом измерении, смотрел в сторону, когда Алексей аккуратно одевал на него пижаму. Потом он пересадил парализованного на коляску, накрыл его колени пледом и вывез на прогулку. Санитар подходил к своим обязанностям формально, не вкладывая сколько-нибудь души и сердца. Для него это была рутина. Изредка Лёша флиртовал с медсёстрами и санитарками. Мимолётное развлечение, коих немного в таком безрадостном месте.

Волонтёры и санитары собирались на обед в небольшой комнате, где можно отдохнуть. Присутствовавшие что-то обсуждали, а когда я вошёл, вдруг затихли. Для них я был чужаком. Добровольцами были женщины средних лет, а санитарами – девушка и трое сильных ребят. Я уже завёл знакомство с Алексеем. Он представил меня остальным. Все были в белой униформе. Можно было подумать, что собрались светила медицины и сейчас начнётся консилиум.

Внезапно зажёгся красный маячок. Сигнал тревоги исходил из седьмой палаты. Волонтёры всполошились. Алексей единственный остался равнодушным.

– Арсений, метнись, проверь, – сказал он лениво.

– А вдруг случилось нечто серьёзное? – встревожилась санитарка с глазами лани.

– Если что, посигналишь, – велел Лёша.

Боясь, стать свидетелем чего-то ужасного, я бежал по коридору. Я не представлял, с чем предстояло столкнуться. Возможно, тот, кто нажал на тревожную кнопку, мечется в агонии. Открыв дверь в палату, я увидел пациентку не сразу. Маленькая, иссушенная болезнью, женщина лежала на белоснежных подушках.

– Что произошло? – я вглядывался в бледное, как наволочка, лицо.