Нижинский. Великий русский Гений. Книга I
Шрифт:
Школьную форму для учеников испытательного года не выдавали. Её надо было купить самим. Для приходящих учеников-мальчиков Театрального Училища форма выглядела так: серые шерстяные широкие брюки, серая шерстяная рубашка, широкий чёрный лакированный ремень с квадратной медной пряжкой, синяя фуражка с лакированным козырьком и сапоги с высоким голенищем.
Описание Брониславы Нижинской первого года обучения её брата Вацлава в Театральном Училище.
Училище находилось в получасе ходьбы от их дома на Моховой улице. К девяти часам, Вацлав должен был быть в школе и уже успеть переодеться в свой танцевальный костюм, готовый к уроку. Занятия в Театральном Училище продолжались весь день, но приходящих учеников в школе не кормили, давали только сладкий чай в обед, а еду надо было приносить из дома. Вацлав обычно брал с собой две круглые булочки с маслом, ветчиной, мясом, колбасой или сыром. (Обратите внимание на то, как сестра
После ужина Вацлав делал уроки. Уроков задавали очень много. Их выполнение занимало не только все вечера, но и почти всё воскресенье. Но при каждом удобном случае Вацлав убегал во двор, чтобы поиграть с «уличными мальчишками» или со своим чёрным литым мячом, даже в плохую погоду. Мать очень беспокоило, что Вацлава тянуло к «уличным мальчишкам», как она называла детей, которые гуляли без присмотра. Она запрещала Вацлаву играть с ними, опасаясь, что он наберётся от них дурных манер, а её собственное влияние на сына ослабнет. Если же на улицу совсем нельзя было выйти, тогда Вацлав играл в шашки и домино с соседским мальчиком Шурой, который приходил к нему в гости. Сырой климат Санкт-Петербурга очень не подходил Вацлаву – каждую осень и весну он подолгу болел гриппом или ангиной.
Первый год в Театральном Училище для Вацлава прошёл хорошо. Всё давалось ему легко, даже общие предметы, которые были повторением того, что он уже учил в своей первой школе. Стасик и Броня в этом учебном году тоже учились в первом классе обычной школы.
Первым учителем балета Вацлава в Училище, был Сергей Легат, который сразу же заметил талант маленького мальчика. Вацлав обожал Сергея Легата и учился у него с усердием и энтузиазмом, и был его любимым учеником.
19 мая 1899 года, по истечении годичного испытания, Вацлав Нижинский был зачислен приходящим учеником в первый класс Императорского Театрального Училища. Теперь он имел право носить форменную фуражку с серебряной Императорской короной на лире, окруженной в лавровым венком.
Оригинальная серебряная эмблема со школьного мундира воспитанника Санкт-Петербургского Императорского Театрального Училища Вацлава Нижинского
В течение года Вацлав никогда не рассказывал дома о том, что на самом деле происходило внутри школы. Он никогда не жаловался. И только летом, во время каникул, когда Вацлав стал проводить больше времени с сестрой, он рассказал ей, что одноклассники дразнят его на уроках танцев, толкают в спину, кричат: «Ты разве девчонка, чтобы так хорошо танцевать?». Сжимая кулаки, он говорил: «Их очень много, но я им покажу. Я ударю их так сильно, что они разлетятся во все стороны!». Но из рассказов Вацлава было понятно, что когда в ярости он кидался на обидчиков, они все вместе набрасывались на него и жестоко избивали. «Почему ты не расскажешь об этом маме, тогда она сможет пожаловаться Директору школы». «О, нет, нет, это невозможно! Тогда меня будут называть ябедой! Броня, ничего не говори маме!» – умолял Вацлав. Среди своих обидчиков Вацлав называл трёх человек: Георгий Розай, Григорий Бабич и Анатолий Бурман.
***
Описание Анатолием Бурманом того, что происходило с Вацлавом Нижинским за стенами Театрального Училища.
С первых же дней пребывания в Училище, Вацлав стал подвергаться жесточайшей травле, которая продолжалась все годы обучения. С первого же урока танца стало понятно, что никто не может соперничать с ним, даже старшеклассники стекались в класс, чтобы посмотреть на маленького гения. Одного первого триумфа было достаточно, чтобы вызвать зависть у одноклассников. И они единодушно возненавидели Нижинского и посвятили себя тому, чтобы превратить его жизнь в ад. Вацлав был одним из самых младших в классе, другие мальчики были старше на один-два, а то и три года года. Самым безжалостным преследователем был Георгий Розай, так как понимал, что если бы не Нижинский, то он сам был бы лучшим в танцевальном классе. Вацлав впервые столкнулся с жестокостью по отношению к себе и это было шоком для него. В свои девять лет Вацлав впервые понял, что его природный талант является причиной его несчастий, и именно его Гений в последствии станет причиной его окончательной трагедии.
Если в танцевальном классе Вацлав был недосягаемым королём, то вне танца, одноклассники делали всё, чтобы Нижинский чувствовал себя ничтожеством. Вацлава травили за всё: за польское происхождение и акцент, за миндалевидные глаза (прозвали «япончиком»). И самое главное (вот это удача!), оказалось, что в академических занятиях Вацлав далеко не лучший! Снова и снова, с невиданным упорством он повторял свой урок уткнувшись в книгу. (Со слов Анатолия Бурмана, Нижинский учился по общеобразовательным предметам хуже своих одноклассников, однако архивные школьные ведомости, опубликованные в этой книге, доказывают, что Вацлав учился лучше многих, включая Георгия Розая и самого Бурмана). Одноклассники презирали его, игнорировали в играх, не хотели сидеть с ним за одной партой. Он был тем, кем можно было командовать, над кем можно было насмехаться. Он был изгоем. Стоя в одиночестве, ссутулившись, с выражением смирения в наклоне головы, он наблюдал за чужими играми, зная, что приглашения присоединиться не последует.
Во время обеда одноклассники доставали деликатесы, которые положили им в рюкзаки их матери, и угощали друг друга. Но только не Вацлава! Маленький бутерброд с тёртым сыром, часто без масла – это был весь его обед. Там никогда не было ни листика салата, ни кусочка мяса. За это его окрестили «польским сыром». (Как видим, Бронислава покривила душой, когда описала сытные обеды, которые якобы Вацлав брал в школу. Наверное ей было стыдно признаться, что её обожаемый отец только один год держал своё слово и регулярно присылал семье оговоренную сумму денег. Видимо, когда Вацлав поступил в Училище, от Томаша стала поступать значительно меньшая помощь, так как Элеонора была вынуждена начать экономить. Но почему мать экономила на школьных обедах сына, когда она ещё могла позволить себе прислугу? Это трудно понять и оправдать, ведь Вацлав был в школе целый день и кроме обычных уроков, у него было несколько часов занятий балетом – тяжелейших физических нагрузок. О скудности своих школьных обедов позже рассказывал и сам Вацлав своей жене Ромоле. Немудрено, что он возвращался домой таким голодным, как описывает сестра. Попросту говоря, в первые два года обучения в Училище, пока он не был пансионером, Вацлав недоедал, можно даже сказать смелее – голодал. Позже врачи выявляли у него анемию. Этим объясняется и его бледность, которую замечали все его современники – прим. автора). Некоторые старшеклассники, видя травлю Вацлава, жалея его, делились с ним своей едой. Он принимал подарки с большой воспитанностью. Вацлав всегда был благодарен даже за малейшее проявление к нему доброты.
Столовая Санкт-Петербургского Императорского Театрального Училища. Начало XX века
***
Жестокую травлю Вацлав переносил стоически, он никогда никому не жаловался. Удивительно, что в Училище, в котором была почти тюремная дисциплина, и могли отчислить за малейшую провинность, годами происходили подобные вещи. Почему администрация школы закрывала глаза и не вмешивалась? Ведь об этом знали и учителя, и воспитатели. А Элеонора? Она что не замечала синяки у своего ребёнка? Или делала вид, что не замечает? Почему Вацлав остался один на один со своей бедой, без всякой помощи и поддержки? Ответов на эти вопросы у меня нет. Однако это было только начало. В школе были всего лишь дети. Позже Нижинский будет подвергаться унижениям со стороны всех: соратников, биографов, историков. К сожалению, это продолжается и по сей день. Поистине – Велик был Гений Нижинского!
***
К лету 1899 года, дети не видели своего отца Томаша уже почти два года, с тех пор, как он бросил свою семью. Теперь он приехал и работал балетмейстером в театре «Буфф». Но отец не жил с ними, а приходил только на ужин, и иногда приводил своих друзей из театра. Мать объясняла детям, что в квартире нет отдельной комнаты для их отца. Мать очень страдала и всё ещё надеялась на возвращение мужа. Она даже купила новую мебель для столовой, когда узнала, что Томаш приедет в Петербург. Дети тоже глубоко переживали разрыв между родителями. Вацлав особенно остро воспринимал распад семьи. Присутствие отца в Петербурге удерживало Вацлава от шалостей. Он стал очень тихим, не отходил от матери, старался держаться подальше от отца и не привлекать его внимание. В поведении Вацлава чувствовалось осуждение. Отец был всегда очень суров с Вацлавом, что резко контрастировало с его ласковым отношением к дочери Броне.
Чтобы облегчить семейную драму, Элеонора с детьми уехала на остаток лета к своим сёстрам в Вильно. Когда они вернулись в Санкт-Петербург, оказалось, что пока их не было, отец жил в их квартире со своей любовницей. Броня услышала обрывки разговора родителей: … как ты мог… привести её в наш дом, где живут наши дети… где живу я… И громкий голос отца: «Ах, не устраивай сцен!». После этого отец уехал в Одессу.
Судя по всему, Томаш был не просто подлецом, а редким подлецом. Несмотря на это, Элеонора любила его и развода не дала. Поэтому в Училище не знали, что Вацлав растёт без отца. Просто считалось, что из-за того, что известный танцовщик и балетмейстер Фома Лаврентьевич Нижинский работает в антрепризах, он вынужден вести кочевой образ жизни и редко бывает дома.