Нижние Земли
Шрифт:
И видит Бог, больше всего сейчас я хотел бы ошибаться. Но если я все же прав, то, от чего Европа содрогается сейчас – всего лишь начало. Начало, знаменующее собой нечто гораздо более ужасное.
Друг мой, Свен, вышло так, что в момент приближения смерти я не могу назвать более ни одного человека или нечеловека, которому бы доверил свои мысли и которого мог бы попросить о помощи. Я кладу это письмо в книгу, о значении которой для меня знаешь только ты. Остальные не осмелятся присвоить себе то, что принадлежит не столько моему бренному телу, уже в самом скором времени обещающему превратиться в прах, сколько
И потому я прошу тебя исполнить мою последнюю волю и не дать тому, что пришло в наш мир пятнадцать лет назад на острове, где я был хозяином, а ты – гостем, завершить свою ужасную миссию.
На сем заканчиваю, но остаюсь неизменно твой,
Магнус Джеймисон.
Свен очень аккуратно закрыл Евангелие, оставив письмо торчать между страниц. Внутри него было холодно и пусто.
Несколько десятков лет назад один глупый, хотя и далеко не молодой вампир позволил себе забыть о том, что время для вампиров и для людей течет по-разному. И этот столь же немолодой и совершенно точно столь же неумный вампир понимал, что попал в совершенно человеческую ловушку. Ловушку, сотканную из человеческого желания знать, человеческого стремления обладать разрушительным знанием и человеческой же жажды сделать все, чтобы это знание не возымело своего смертоносного эффекта.
Все еще держа Евангелие в руке, он вышел на палубу, вглядываясь в смутно темнеющий на горизонте берег и отчаянно жалея, что сказки об умении вампиров летать остаются всего лишь сказками.
Утрата человеческих порывов – которая со смертью Магнуса стала уже совершенной – не означала утраты естественного для всех остальных разумных созданий желания сохранить хоть какое-то подобие равновесия, гарантирующего всем максимальную вероятность выживания.
И только поэтому Свен был намерен как можно более быстро и полно использовать полученную им информацию.
А все остальные причины остались за его спиной там, на Фланнане, надежно погребенные в каменистую почву под крестом без таблички.
Нижние земли, 1945
Свен никогда не горел желанием пользоваться теми связями, которые успели накопиться за время его посмертия в правительствах разных стран – в первую очередь, Шотландии и Англии. Его доводы выслушивали сначала с опаской, усталым недоумением – и Свен почти что отчаялся достучаться до власть имущих в европейских странах, особенно когда война, обещавшая поглотить весь мир, неожиданно закончилась.
Отчаялся, но не забыл.
Все эти годы он не терял времени даром, уже напропалую используя знакомства для того, чтобы заиметь вес в правящих кругах всех стран, до которых успевал добраться – с того самого момента, как Свен прочел письмо Магнуса, его преследовало постоянное ощущение опоздания. Как будто он торопился на поезд, но в самый последний момент все же не успел вскочить на подножку вагона и остался на перроне, провожаемый лишь сочувствующей улыбкой проводника.
Оставаться на перроне Свен не собирался – не только из-за просьбы Магнуса, но и из-за того, что за несколько десятков лет, прошедших с прочтения этого письма, Свен успел практически на собственной шкуре почувствовать, что такое настоящая, беззаветная, яростная ненависть. Не подкрепленная ничем, кроме идеалистических побуждений.
И когда в сентябре тридцать девятого на восточном рубеже Европы началась новая война, Свен был готов.
Над загадкой, что же зародилось сорок лет назад на холодном шотландском острове, бились лучшие маги этого века. Но все же ни правительства, ни армии, ни полиция всех стран, вошедших в альянс тех, кто противостоял не столько общему противнику, сколько чему-то, не имеющему названия ни на одном языке, – никто из них не мог быть единственным средством решения всех проблем. Одержать победу они могли только действуя сообща – и чем дальше, тем больше Свену это претило.
Скромная организация, подобная студенческому кружку, в котором учатся вместе, ошибаются вместе и вместе зализывают раны поражения, была организована не с его ведома, но ему в подмогу. Нет, без сомнения, он остался в деле до самого конца, принеся ту информацию, которой обладал изначально – и без которой вся эта организация вообще не имела бы смысла. Но потом Свен отходил все дальше, не в силах сопротивляться своему отвращению по отношению к тем смертным, которые его окружали. Тем, среди которых уже никогда не мог бы появиться Магнус. Из-за него или просто под влиянием обстоятельств, но их маленький учебный кружок распался, стоило ему выполнить свою основную функцию. Союз восточных республик и Океанский Союз вышли из игры, найдя для себя игру куда интереснее – вцепиться в глотки друг другу. Их делегаты были спешно отозваны по домам.
Это было безумно мелочно, совершенно недостойно того, о чем просил Свена его смертный друг в своем последнем письме, – но Свен не мог пересилить собственную натуру. Что-то в нем окончательно вымерзло тогда, на Фланнане, и с тех пор Свен наблюдал за проблемами других существ чуть отстраненно, следя лишь за тем, чтобы они не задели интересы его собратьев. И развалу маленького общества, боровшегося с последствиями проведения ритуала Глаза дракона, он был, если бы он мог позволить себе это чувство, рад.
И он бы никогда и никому не признался в том, что все эти двадцать лет он был искренне обеспокоен своим делом, своей миссией, что позволило им в конце концов сбить пожар, охвативший большую часть Европы и целеустремленно двигающийся дальше на восток. Свен не хотел задумываться о том, сколько в этом подвиге было от их исследования, сколько – от самоотверженности сложивших свои головы солдат. Все закончилось – и только это было для него важным.
И потому еще в момент всеобщей эйфории после победы Свен подошел к карте и почти наугад ткнул пальцем в кружок с названием, до сих пор не обладавшим для него ни малейшим значением.
Маардам.
Часть 2. Код один-ноль
В этом году весна пришла в Маардам слишком рано – в феврале. Засеребрились каналы, деревья внезапно оперились еще закрытыми почками. В комиссарском кабинете Второго децерната приход весны не заметили: все так же работал кондиционер, а в окна, выходящие на теневую сторону, солнце и так никогда не заглядывало. Комиссары двоек были уверены, что все еще зима.
Здание Второго децерната казалось необжитым до конца: немытые кружки из-под кофе могли быть оставлены на столе сегодня утром, а могли – десять лет назад, когда здесь находилось региональное отделение почты. В период очередного кризиса почтальонов выселили, а дом, находящийся в ближайшем пригороде, город, охваченный урбанизацией, поглотил вместе с кладбищем. Второй децернат частью окон смотрел на северную часть этого кладбища, самые старые из могил на котором датировались началом прошлого века. Но даже на самых древних надгробиях были новые имена и даты, последние из которых – этого года.