Нижние Земли
Шрифт:
К ним быстрым шагом подошел его отец.
– Мистер Броуди, мой сын вам не докучает? – он дернул мальчишку за локоть.
– Нет, отнюдь, – ответил Аластор.
Теперь-то он мог позволить себе выбирать, с кем хочет говорить, а с кем не желает.
– Папа, – воодушевленно продолжил мальчишка, и вот на то, что он принес ему эту весть раньше, чем собственному отцу, Аластор обратил внимание, – я видел за городом Пака! Он меня не видел, а я видел. Он ел...
От затрещины у мальчика клацнули зубы. Он, больше удивленный, чем испуганный, снова открыл рот, но ничего не
– Нельзя никого обманывать, – прорычал кровельщик. – Извинись перед мистером Броуди и скажи, что наврал ему.
– Но я... – прошептал мальчик.
– Извинись, – рука снова угрожающе поднялась, но Аластор перехватил её, смотря строго и осуждающе.
– Я не думаю, что твой сын лжет, Аллен.
– Он лжет, – агрессивно ответил кровельщик и уволок сына прочь.
Аластор задумчиво смотрел им вслед, заинтригованный и завороженный ярким и чистым цветом глаз мальчишки. У его отца, да и у матери, когда та была жива, глаза были совершенно другие: глубокие и темные, как горький шоколад, и такие же непроницаемые и матово поблескивающие.
Сны – или видения – требовали от него немногого. Жертвы. Но жертвы вполне понятной и обоснованной, открывающей путь в землю Истины: четверых неверных людей, четверых истинных бесов и четверых отрекшихся от своей греховной сути бесов.
И хотя первоначальной миссией Аластора было уничтожение тех самых бесов, чем он занимался уже не первый год, он мог с легкостью назвать шестнадцать имен жителей Сторноуэя и окрестностей, кто принесет свои жизни в жертву высшему предназначению.
Пусть не по своей воле, пусть кто-то из них будет сопротивляться, но все исполнится так, как завещано.
Следующие полгода Аластор провел в приготовлениях. Побывал на соседнем Норт-Уисте, в Портри и Пулу, доехал даже до далекого Туотта, но скоро вернулся, ошарашенный огромным количеством нежити, наводнившей Оркадские острова. Оттуда он привез немолодую уже женщину, слывшей в Оркаде знахаркой, лечившей все близлежащие острова. Ходили слухи, что возраст ее перевалил за вторую сотню, хотя на вид было не дать и пятидесяти.
В северной группе островов начались волнения, жгли дома тех, кто казался неугодным большинству (в каких-то районах большинством были люди, где-то – нечисть). Пламя недовольства подбиралось и к южной группе.
Аластор посулил ей счастливую и беззаботную жизнь, если она возьмется обучить своему мастерству нескольких сторноуэйцев, и она поехала, собрав свои пожитки, густо пахнущие травами и медом.
Через неделю ее дом сгорел, подожженный теми, кого Анстис лечила с самого детства. Они уехали достаточно далеко, когда знахарка вздрогнула и обняла себя за плечи тонкими сухими руками.
– Дом, – коротко пояснила она на удивленный взгляд Аластора.
Тот равнодушно кивнул и продолжил смотреть в окно поезда, мчащегося на запад. Шотландские поля мешались зеленым и сиреневым, желтым и оранжевым, и снова зеленым.
Цвели люпины.
Анстис тоже смотрела на цветы, поглаживая ладонью свой тюк. Весь путь до западного берега за поездом летели птицы, их клекот было слышно даже за перестуком колес.
В остальных городах Аластор был поскромнее: склады бумаг и старых книг при церквях были основной его целью. Все, чему требовалось подтверждение, он обнаружил с легкостью, еще больше утвердившей его в собственной правоте и Божественном Провидении.
Он вернулся к осени, и привез с собой бумаги, старую книгу из тех, которым самое место в музее или на костре, и немолодую ведьму, отрицавшую свою причастность к ведьмовским силам.
– Лекарь, – гордо представил ее Аластор своей пастве.
Троих учеников нашла на острове Анстис, и не было среди них ни одного из тех, кто следовал за Аластором.
Старшие дети, дочь и сын судьи МакГрафи, и вдовствующая после той же войны, с которой вернулся Аластор, кроткая Элсбет. Судья был против, сочтя лекарство недостойным занятием для своих детей, но те настояли. Видимо, чувствовали за собой что-то такое, что им очень хотелось развить. Рассматривали ли они втайне от родителей огоньки, теплящиеся в ладонях, забравшись в дальние комнаты, или дышали под водой, глядя друг на друга округлившимися глазами, но это нечто искало выхода и нашло в заботливых руках Анстис.
Бездетная Элсбет робко призналась, что всегда мечтала любить людей. Так и сказала – «любить», хотя в самом деле хотела сказать «лечить». Сказала – и густо зарделась. Ее Анстис увлекла за собой в свой новый дом первой.
Аластор наблюдал за ними с мрачным удовольствием. Его паства волновалась – считала странным его внезапный отъезд и возвращение в компании – осуждающе шептали они – настоящей ведьмы. Но в полный голос ничего не говорили.
Даже Ханна. Она спокойно смотрела на него в те моменты, когда находила время, чтобы оторваться от ползающего по полу сына, кивала и говорила, что все в порядке. Что он все делает правильно.
И хотя Аластор не нуждался в одобрении никого из ныне живущих, от этих слов ему становилось спокойнее на душе. Обычно он брал ребенка на руки, заглядывал ему в глаза, не видел в них ничего противоестественного и успокаивался еще больше. Кто бы мог подумать, что этот мальчишка принесет покой в его душу.
Одного он не замечал, а Ханна ему не говорила: слишком быстро растут зубы у недавно родившегося малыша, и слишком уж они острые. Нечеловечески острые.
Ханна не знала, как Аластор примет это известие. Она как-то сказала, что хотела бы уехать на континент, когда все это кончится, и жить там. И Аластор ответил довольно резко: поезжай.
И пока между ними не пролегло что-то страшное, неизвестное и далекое, как между Аластором и другими людьми, она молчала. Сынишка не доставлял неприятностей.
В один из дней, до того казавшийся светлым и солнечным, небо вдруг сгустилось, потемнело. Набежали грозовые тучи, которые часто видят жители любых островов, даже самых южных. Над морем поднялась и опала темная, тяжелая завесь. Маяк в километре к северу призывно мигал тусклым светом. Море набежало на песчаный берег и, откатившись, поволокло за собой безродную псину, прибившуюся к Анстис.