Низвержение духов Тьмы. Духовные подосновы внешнего мира

Штайнер Рудольф

В практической жизни дело всегда сводится к тому, чтобы жить в реальности, в непосредственной живой реальности, и не давать господствовать своим понятиям. А в жизни понятий дело сводится как раз к тому, чтобы как можно более четко рассматривать свои понятия. Я привел вам этот пример, чтобы пояснить, в чем разница между поведением в действительности и ориентированием в своих понятиях. Кто не делает таких различий, тот не сможет справиться с задачами ближайшего будущего. Такой неразличающий человек в лучшем случае может быть вильсонианцем, но не тем, кто способен справиться с задачами ближайшего времени или считаться с ними. В этом-то все дело: точно взвешивать то, что живет в действительности, и то, что может быть убедительным в мире понятий.

И воспитатель юношества особенно должен считаться с такими вещами. В наше время будущего воспитателя нагружают разными инструкциями по поводу того, как надо воспитывать и как надо преподавать. В ближайшем будущем это утратит свое значение. И наоборот, станет важным знать

природу человека в ее различных внешних проявлениях, быть тонким психологом, истинным знатоком душ. Так как отношения между воспитателем и воспитанником должны быть аналогом ясновидения. Даже если воспитатель не полностью это осознает и ясновидение живет в его душе только подспудно, но должно быть так, что он инстинктивно, из своего педагогического призвания создает прямо-таки пророческий образ того, что он хотел бы сделать из своего воспитанника. И тогда произойдет одна поразительная вещь, как бы странно это сегодня ни звучало: воспитатель будущего будет часто видеть во сне своих воспитанников, так как пророчества проявляются во сне. Образы, которые мы видим во сне, коренятся в том, что мы не привыкли соотносить сновидение с будущим; мы отбрасываем реминисценции прошлого, как сбрасывают одежду. А то, что живет во сне, указывает, собственно, на будущее. Положение вещей таково, что внутренняя жизнь именно у воспитателя юношества должна быть преобразована. Это очень важно. А поскольку в той или иной степени все люди, за немногими исключениями, имеют юношескую предрасположенность к образному мышлению, то указанное мной — понимание кармических взаимосвязей среди людей — должно быть чем-то общезначимым. Необыкновенно много зависит от того, чтобы это стало общепринятым знанием.

Современное поколение воспитано, главным образом, на абстрактном мышлении, оно постоянно путает абстрактное мышление и живое мышление. Вот почему так редко случается, чтобы кто-то сегодня выступал с пылающим воодушевлением в защиту того, чьих воззрений он не приемлет, а не позаботился о том, чтобы вмешались внешние власти. Но именно на таких вещах надо учиться. И нет лучшего воспитания для человека, чем относиться к врагам с возрастающим энтузиазмом. Естественно, это не надо подстегивать. В наше время, исходя из абстракции, людей делят на врагов и друзей. Но это не имеет никакого смысла. Смысл имеют только реальные жизненные отношения. А это определяется только самой жизнью, а не нашими симпатиями и антипатиями. И тем не менее мы должны развивать наши симпатии и антипатии, должны их иметь. Маятник должен не просто качнуться в одну сторону, но должен также вернуться и в другую. Значит надо жить в двойственности, в дуализме: погружаться в глубины мышления, изливать себя в действительность, в то, чего требует действительность, — вот чему должно учиться человечество. Сегодня надо, обращаясь к реальности, вносить во всё свои мыслеформы, а действительность примет их, если они не противоречат ей. Современное человечество стремится к единообразию. Но это единообразие не может быть оправдано перед лицом духовного мировосприятия. Это не проходит. Мир таков, каков он есть, не может быть для нас удобным. Не каждому дано иметь наружность, которая всем нравится. Но именно поэтому является фальшивым, когда поведение диктуется нашими симпатиями и антипатиями. В нем должны присутствовать другие импульсы. Вот почему люди такие неуравновешенные; они разглядывают мир, и когда находят не соответствующее их симпатиям и антипатиям, то все в их понятиях начинает идти вкривь и вкось и их обуревает одно единственное побуждение — переделать мир.

Это с одной стороны, а с другой — это не повод снова возвращаться к удобному и принимать мир каков он есть. Это опять-таки было бы фальшиво. В жизни бывают такие случаи, когда необходима самая резкая, самая сокрушительная критика, и ее тоже надо применять. Иными словами, надо считаться с действительностью. Все сводится к колебанию маятника между углублением в прозрачные, четко очерченные понятия и любовным участием в жизненных феноменах.

Духовная наука может послужить прекрасным введением в это, если мы соответственно отнесемся к ней. Но прежде всего мы должны правильным образом изучать ее. То, что обретено в духовном мире в качестве истины, является неким сообщением, приходит к ясновидящему как некое сообщение. Если мы затем поступаем с этими истинами так же, как с внешними, грубо чувственными фактами, то мы занимаем неверную позицию в отношении Духовной науки. Духовная наука может понять все. Но если мы при каждом сообщении духовного исследователя будем спрашивать: да, но почему, почему? — то это будет фальшивым, так как он сам получил это как сообщение из духовного мира. Так же, как если бы я кому-то сказал: Ганс Мюллер сказал мне то-то и то-то, а меня спрашивают: да, но почему он тебе это сказал? Он потому мне это и сказал, что я меньше всего собирался спрашивать его, почему он это сказал. Так же и происходящее из духовного мира надо рассматривать просто как сообщения. Это надо понять. Об этом мы поговорим завтра.

ВОСЬМАЯ ЛЕКЦИЯ

Дорнах, 13 октября 1917 г.

Из сказанного вчера вы могли сделать вывод, что в наше время надо все больше различать абстрактное, чисто интеллектуальное мышление и мышление, отражающее действительность, дающее возможность вписываться своим мышлением в реальность. Так что своим мышлением мы втянуты в определенную противоречивость. Но

ведь и мир полон противоречий, так что если мы хотим действительно постичь реальность, то не должны набрасывать на нее, как сеть, общепринятые мыслительные шаблоны. Мы должны все дифференцировать, должны входить в подробности.

Величайший недостаток и величайшая ущербность нашего времени в том, что люди поглощены абстракциями. Тем самым они удаляются от истинной действительности.

И теперь мы подходим к применению этих принципов по отношению к самой действительности. Пожалуйста, обратите на это внимание! Я должен сказать вам сейчас нечто поразительное — я буду говорить о применении недействительного мышления в отношении действительности. Ибо, само собой, недействительное мышление тоже ведь внедрено в реальность. И по этой причине постепенно, благодаря недействительному мышлению, которое развилось в ходе последних трех–четырех столетий, благодаря внедрению этого удаленного от действительности мышления в реальность, в самом человеческом общежитии возникла удаленная от реальности структура — структура, которая находится постоянно в противоречии сама с собой. Что касается природы, то здесь, можно сказать, дело обстоит хорошо, так как, если человек станет неверно думать, сама природа ему не подчинится. И тогда — простите мне это грубое сравнение — если человек будет упрямо, абстрактно вести себя в своем мышлении относительно природы, то он уподобится барану, который постоянно бьется рогами о реальность. Ведь это заметно во многих так называемых системных воззрениях, которые пытаются рогами пробить стену реальности. Эти мировоззрения подчас столь же упрямы, как бараны.

Но совершенно иначе обстоит дело с общественным, социальным, политическим общежитием. В этой сфере человеческое мышление вплоть до мелочей проникает в общественные структуры. Там не наталкиваются на реальность, которая выглядит непривлекательной, там сами творят действительность. И когда такое продолжается пару столетий, то и сама действительность тоже поддается; это значит, что и она живет в противоречиях. Сама действительность проявляется в таких образованиях, которые не имеют в себе силы реальности, а затем доходит до таких катаклизмов, как нынешняя катастрофа войны.

Здесь прослеживается взаимосвязь между человеческой душевной жизнью прежних времен и внешними физическими событиями более позднего времени. Дело всегда в том, что происходящее на физическом плане первоначально зарождается духовно, а что касается человека, то сначала имеет место духовное проявление в человеческих мыслях, лишь затем в человеческих действиях. Таким образом, если хотим наблюдать современность, мы можем видеть, что там, где она нам показывает свой истинный, то есть в данном случае неистинный облик (ибо неистинный облик и есть ее истинный облик), там абстракция внедряется в действительность. Люди в большинстве видят реальность абстрактно. Они смотрят на нее, как упоминавшийся вчера фокусник на гири, которые не имеют веса, но по отношению к которым он ведет себя так, как если бы они весили много килограммов.

Главной особенностью многих современных понятий является их бедность. Современные люди — я это часто подчеркивал — стремятся к удобным, легко обозримым понятиям. Но из-за этого и сами понятия делаются страшно обедненными. Да, такие обедненные понятия — все, что может противопоставить современный человек той поверхностной природе или природной поверхностности, которую одну только, несмотря на весь прогресс, и видит современность. Несмотря на великий прогресс в отношении природопознания последнего времени, понятия, при помощи которых стремятся осмыслить природные явления, относительно бедны. И эта тяга к обедненным понятиям, к малосодержательным понятиям проникла во все мировоззрения. В наше время вы можете увидеть появление философов, испытывающих настоящую тягу к выхолощенным понятиям. Они постоянно тяготеют к наибеднейшим, к наиболее выхолощенным понятиям. Эти понятия подчас весьма претенциозны, но они лишены весомости. Ведь наша современная философия ломится от таких понятий, как вечность, бесконечность, единство, значимое и незначимое, всеобщее, индивидуальное и так далее. Такими понятиями орудуют охотнее всего — понятиями максимально абстрактными.

Все это ведет к весьма своеобразной позиции человека по отношению к реальности. Перестают видеть жизненное содержание действительности, теряют также чувство того, что, собственно, содержится в действительности. Надо только обратить внимание на это в нашей современности, и тогда это можно увидеть повсеместно.

Я хотел бы указать вам на прямо-таки устрашающее явление: один современный философ высказался по вопросу того, как относиться к продолжительности войны [52] . Конечно, это решающий вопрос нашего времени, но приступить к нему можно с помощью содержательных, реальных, полнокровных понятий, а не с помощью расхожих абстракций о мире и времени, о всеобщем и индивидуальном, и т. д. Такое абстрактное философствование не дает ничего в отношении столь конкретных вопросов. Упомянутый философ сделал открытие, и не он один: нет ничего вредного, если война будет длиться как можно дольше, если после нее наступит, как говорится, прочный мир, возникнет рай на земле. Я уже это сравнивал с тем, как можно позаботиться о том, чтобы нечего было разбивать из посуды в доме: надо сначала разбить всю посуду. Ровно таким же является и вывод тех, кто утверждает: войну надо продолжать столько времени, пока не наступит желание прочного мира.

52

Речь идет об Анри Лихтенберже (1864–1941).