Ночь девы
Шрифт:
Мадьес поднимает медный канделябр, выполненный в форме троицы девушек – их платья и волосы развеваются, лица вырезаны в мельчайших подробностях, а голову каждой венчают синие цветочки из эмали.
– Нана, – окликаю я экономку. – А где Эгирна?
– Спит себе наверху. Я пыталась разбудить ее, но она захрапела еще громче. Как можно спать в такое время?
Да что же такое творится! Как все могло разом перемениться? Моя спокойная жизнь в мгновение ока перевернулась. Но не об этом ли я всегда мечтала?
Когда Мадьес и Нана уходят из комнаты, я сажусь на табурет, но не касаюсь бабушки.
– Ирис… –
– Это я, бабушка, это Ирис. – Мне страшно пошевелиться или лишний раз вздохнуть. Жизнь бабушки словно свеча, и я боюсь затушить ее одним неверным вздохом. – Нам следует позвать лекаря, – вдруг понимаю я.
Травы – это хорошо, но есть специально обученные люди. Я встаю, и бабушка цепляется рукой за мое платье, вынуждая снова сесть.
– Не надо, девочка. Сядь. Слушай. У меня осталось несколько вздохов. Я так рада, что дождалась тебя. Я слишком долго молчала. Отец и мать очень любят тебя, – произносит бабушка, а я ничего не понимаю, ведь моя мать давно мертва. Слезы сами бегут по щекам.
– Моя мать была колдуньей? – отваживаюсь произнести я на пороге ужасного, что вот-вот случится.
– Больше, куда больше. Сила… У нее была сила… Сирин выросла здесь, в приюте, вместе с сестрой, – выдохнула бабушка. – Селестина – твоя тетка, она завистливая женщина, но она твоя кровь. У нее не было силы как у твоей матери и как у… – Она тяжело вздыхает, я чувствую, как по телу бабушки пробегает судорога. – Сирин была твоей матерью, Ирис. Что с ней стало, я не знаю. Но Сирин украла нечто важное. Будут те, кто захочет вернуть это. Они придут. Они обязательно придут. Я говорила ему, но он не желает слышать. Может, они уже здесь.
Ее слова звучат зловеще. Я не могу понять, о чем говорит бабушка, но хочу услышать ее слова. Пусть они льются, ведь пока она говорит, пока в сознании… она жива. Представляю, как бабушка встает с постели и уверенно, выпрямив спину, шагает на кухню, чтобы испечь вкуснейший яблочный пирог.
– Ее вещи… Они в сундуке. На кухне. Все самое ценное я держу там… – С каждым словом бабушка слабеет. – И возьми…
Я ничего больше не слышу. Моя голова идет кругом. Холодный вихрь подхватывает меня вместе с табуретом и уносит далеко-далеко за пределы мироздания. Темнота черными волнами пульсирует вокруг меня. Из нее выползают тени, их глаза горят белым огнем. И тогда темнота сменяется ослепительным светом, у меня перехватывает дыхание. Пространство заполнено этими серыми сущностями, они не видят меня, зато я вижу их. А среди теней играют на белом песке трое детей – они лишь призраки, но для меня они как живые.
– Сирин, слезай с дерева! – кричит мальчик. – Ты упадешь и расшибешь голову!
– Хватит осторожничать, Корто! – раздается озорной голос девочки, но я не вижу ее.
Следом летит яблоко, попадая мальчику по голове. Другая девочка – светловолосая, серьезная – сидит под деревом и увлеченно читает книгу.
– Оставь ее, Корто. Она ненормальная. Когда-нибудь эта дурочка нарвется.
– Залезайте ко мне, вы, скучные черви! – кричит девочка с дерева.
Мальчик улыбается, хватается за нижнюю ветку и, сопя, лезет наверх.
– Ты назвала меня червяком? Я проучу тебя, Сирин!
Песок поднимается вихрем, сметая фигуры детей, и я вижу перед собой бабушку. Она улыбается мне, неожиданно приседает в реверансе с такой грацией, которую я бы и не заподозрила. Бабушка разворачивается, делает шаг прочь.
Я падаю на колени, на колючий бесцветный песок. Чувствую свою беспомощность. Бабушка уходит все дальше и дальше.
Тело мое напряжено до предела, в него вонзаются сотни игл. Во все стороны простирается холодная пустыня. Свинцовое небо сливается с землей. Верх и низ перетекают друг в друга. Бабушка все дальше. Песок под ногами шевелится. Это жуки, тысячи, миллионы жуков с серебристо-белым панцирем. Они ползут вслед за ней. На горизонте клубится темнота. Бабушка удаляется от меня, а я хочу броситься за ней вслед. Все так быстро, так стремительно, что я не успеваю что-либо сделать.
Тело бабушки сжимается, ссыхается, бледнеет. Вот-вот и она растворится в море серебристых жуков. Я не могу этого допустить. Пустота ломает меня, давит, прижимает к земле, но я произношу:
– Эстеро! Стой! – Это первые слова, произнесенное мной в этом мире. И я не знаю, откуда они пришли ко мне. Все кругом вдруг замирает. И тихо, тихо, ни шуршания песка, ни скрежета панцирей, ничего. – Реверо! Вернись… – через стиснутые зубы выдыхаю я, склонив голову.
И я вновь в бабушкиной комнате. У меня совершенно нет сил. В груди пусто, будто кто-то вычистил все чувства, вырезал их под корень.
– Сотмир Великий! – слышу я голос Мадьеса. Чуть приподнимаю голову. Деда молится, склоняясь головой до самого пола. – Защити, защити, защити! – трижды произносит он.
– Ирис… – раздается следом слабый бабушкин голос.
Но я ничего не чувствую. Мне нужно уйти отсюда. Я вижу, как смотрит на меня Мадьес.
Величайшее зло…
Это я?
Ноги подкашиваются. Взяв свечу, я плетусь по коридору до кухни. Теперь я знаю, что должна сделать. А может, меня опять кто-то ведет?
Я нахожу сундук с вещами матери. Посмотрю, что там, и уйду. Туда, где меня ждут. Есть только одно место, где я не буду опасна. Должно быть, отец знал об этом, потому и спрятал меня ото всех. И мне просто. Надо. Смириться.
Мыслями я все еще в доме бабушки. Стараюсь не думать о том, что происходит кругом. Я провела с бабушкой Лирией и Эгирной не так много времени – неужели мое присутствие могло так пагубно сказаться на них? Мне душно в тесном черном платье, которое я выбрала для себя. Платье моей матери. Я нашла его в сундуке вместе с прочей одеждой, туфельками, черной маскарадной маской, перчатками, веерами и прочими женскими штучками. Не понимаю, зачем бабушка сказала мне про сундук. К чему мне весь этот гардероб?
Но признаюсь, мамины платья поражают красотой. Она любила яркие цвета, я не увидела там платьев двух одинаковых тонов: синие, зеленые, алые, одно было сшито из пестрых лоскутов, само по себе напоминая витраж. Только два платья выделялись среди прочих – белое и черное. К белому я побоялась притронуться, оно напоминало сказочный цветок, а вот черное… оно идеально подходило к тому, что мне предстояло.
Строгое, с высоким воротом, украшенным черным кружевом. Корсет крепко держит мою талию и грудь, не давая возможности расслабиться или передумать. Черные и сверкающие, как звездное небо, юбки расходятся книзу.