Ночь и город
Шрифт:
— Внимание! Дамы и господа! Позвольте вам представить — Сири Андерсен!
На середину зала вышла стройная блондинка. Над ее головой вращались розовые огни. Заиграл оркестр. Облаченная в серебристое обтягивающее платье, она кружила по залу, исполняя какой-то фантастический танец. Огни вдруг погасли, и только несколько слабых красных лучей падало с потолка. В их рассеянном свете Сири Андерсен порхала, как диковинная серебристая птица, а острые каблучки ее серебристых туфелек сверкали, как звезды. Музыканты играли все быстрее и быстрее; оркестр, достигнув крещендо, споткнулся и, помедлив
Свет загорелся снова. Оркестр смолк, и танцовщица остановилась перед Фабианом, задрав ногу прямо над его плечом. Потом она выбежала из зала под аплодисменты зрителей, которые, не переставая хлопать, понемногу возвращались в танцзал.
— А это было умно, — сказал Фабиан, — чертовски умно. У этой девчонки определенно есть мозги.
Адам прошептал на ухо Хелен:
— Кто сказал, что любовь слепа? Его глаза что рентгеновские лучи. Иначе как можно, заглянув девчонке под юбку, разглядеть мозги?
Хелен от души рассмеялась.
— Выпьем! — сказал Фабиан. — Эй, дружище! Вот тебе бутылка, можешь ее прикончить. И принеси нам еще одну.
— О Гарри, — воскликнула Ви, — а ты купишь мне милую маленькую игрушечку?
В тот же миг перед ними появилась разносчица шоколада. Она протягивала набивного жирафа с выпученными глазами.
— Вы хотели игрушку, сэр?
— Нет, милашка. Кто сказал, что я хочу игрушку? Брехня! Да я его свинцом нашпигую… Слушай, у меня тут снаружи четыре головореза с автоматами, настоящие бандиты, и если кто вздумает мне грубить… Четыре головореза сидят в машине с гранатами, пулеметами, слезоточивым газом, дробовиками, револьверами, браунингами и бритвами, и стоит мне только свистнуть… Эй, приятель! Бутылку виски!
— Гарри, — сказал Фиглер, — Душитель хочет спать.
— Ну так уложи его в постель.
Фиглер поднялся из-за стола:
— Я пошел. Позвоню тебе завтра утром.
— Попридержи язык, Джо, а не то я тебя в порошок сотру! Я маленький, да удаленький! Я тебе ноги отрежу и завяжу на шее бантиком… Слыхал об Аль Капоне? Так вот…
— Слушай, Гарри, я уже сыт по горло этой белибердой! Я расторгаю наш контракт.
— Не желаете ли шоколаду? — спросила девушка.
— Джо, — проговорил Фабиан заплетающимся языком, — я куплю тебе большущую коробку шоколада.
— Ну его к черту!.. Слушай, Гарри, я последний раз спрашиваю: ты отдашь мне деньги до завтра? Если нет, можешь убираться ко всем чертям.
— Ты же мой дружок! — икая, воскликнул Фабиан. — Слушай, вот чудесная идея для песни: «Эй, дружок, дай пирожок…» Здорово, правда? Ладно, Джо: вот, держи. — Он достал из нагрудного кармана пачку банкнот. Фиглер пересчитал деньги.
— Пятьдесят. А где остальные, Гарри?
— Ай, отвали!
— Ладно, но я тебя предупредил! До завтра! Пошли, Душитель.
— Честный Джо Фиглер, — проговорил Фабиан, — ни разу в жизни никого не надул… Эй, Джо, хочешь плюшевого мишку?
— Хватит валять дурака. Пошли, Душитель.
Три бокала шампанского оглушили Душителя посильнее, чем удар кувалды. Он поднялся и, покачиваясь,
— Ой, Гарри… — начала Ви.
— Отвяжись, — отрезал Фабиан. Его американский акцент осыпался, словно старая штукатурка — вместо гнусавых заокеанских модуляций прорезался характерный говорок кокни.
— Миленькие игрушечки для вас, — проговорила девушка, держа в руках пучеглазого купидончика с зеленым луком.
— Хочешь игрушку, Хелен?
— Не откажусь.
— Два фунта, — нагло сказала девушка.
— Идет, — согласился Фабиан.
— О Гар-ри! — воскликнула Ви. — А мне ты купишь сигареток?
— Нет… Я куплю сигареток моей мал-ленькой Хелен, а тебе — нет… Поняла?
— Турецкие? — Девушка сняла с подноса огромную позолоченную шкатулку с инкрустацией в виде цветочного узора, украшенную двумя черными набалдашниками, львиной головой и кисточкой из искусственного шелка.
— Это особенные, сэр, для настоящих леди, с розоватым фильтром — три фунта…
В самой глубине сознания Фабиана промелькнула мысль: «Идиот! Пускаться во все тяжкие, рисковать своей свободой, чтобы раздобыть эти несчастные сто фунтов, а потом выбросить их вот так, можно сказать, псу под хвост!»
— К черту! — заорал Фабиан. — Три фунта за сигареты! Что я, дурак? Пошла отсюда, чего привязалась?
— Ну-ну, не надо докучать джентльмену, если он не может себе это позволить, — во всеуслышание объявил Носсеросс, — покажи ему что-нибудь за пару шиллингов.
— Что-о?! — взревел Фабиан. — Не могу себе это позволить? Я? Я?! Вот, гляди! — Он вытащил из кармана все свои деньги и, зажав их в вытянутой руке, замахал ими в воздухе. — Да у меня миллион долларов! У меня тысяча фунтов! Давай сюда свои сигареты!..
— А мне? — жалобно спросила Ви.
— Ах тебе?! Да иди ты к черту!.. Ик… Ох…
— Может, мне вообще уйти? — пролепетала Ви, чуть не плача.
— Бедненькая, — растроганно проговорил Фабиан. — Вот, держи-ка, — он достал из жилетного кармана две сигаретные карточки [24] и маленькую железную свастику, — на этих карточках счастливые номера. Я бы ни за что не расстался с таким талисманом, даже за пятьсот тысяч фунтов, но теперь дарю его тебе, так что держи…
24
Сигаретная карточка вкладывалась в пачку сигарет с целью рекламы; карточки выпускались в виде серии картинок по темам; их коллекционировали филокартисты.
— Два фунта три шиллинга, сэр, — сказал Адам, открывая бутылку виски.
— Вот тебе, приятель, три фунта… Сдачи не надо. Налей мне полный стакан. Слушай, олух, хочешь иметь тысячу фунтов в неделю? Если да, то приходи ко мне в клуб… Я сделал Душителя тем, кто он есть сегодня… Один его удар стоит по меньшей мере сотню… О-ох, мои кишки! Такая изжога! Черт, я забыл, заплатил я тебе или нет? — Он отсчитал еще два фунта и добавил три шиллинга серебром.
— Но…
— Ладно-ладно, — проговорил Носсеросс, появляясь из-за плеча Адама, — каждый может забыть. Все правильно, Адам.