Ночь исполнения желаний
Шрифт:
— Отраву? — переспросил я и улыбнулся. А затем сел на ступеньки у входа.
— Знаешь, сколько сахара содержится в такой вот бутылке? — не унимался Врум.
Я покачал головой.
— Восемь ложек сахара — и больше ничего. Но нас тем не менее пытаются убедить в том, что эта пакость пойдет нам на пользу. Ничего подобного!
Врум огляделся и увидел груду кирпичей. Он взял один из них и швырнул в рекламу. Бам! Он попал актрисе в лицо, и на щеке у нее появилась ямочка, почти как настоящая. Красотка продолжала улыбаться.
— Поосторожнее, черт тебя побери! Давай вернемся. А не то нас увидят и арестуют.
— А мне все равно. Всем все равно. — Врум, пошатываясь, шел ко мне. Я смотрел на его долговязую фигуру, освещенную уличными огнями. — Правительству все безразлично, — продолжал он. — Даже «специальному молодежному» каналу наплевать на нас. Они называются молодежным, желая заполучить рекламу «Пиццы хат», кока-колы и пепси. И эта реклама утверждает, что если мы будем тратить нашу зарплату на пиццу и кока-колу, то станем счастливыми. Словно у молодых вообще нет мозгов. Скажите нам, какое дерьмо мы должны покупать, и мы его купим.
Врум уселся на ступеньки, ведущие к входу в «Пиццу хат».
— Шьям, — сказал он, — меня сейчас вырвет.
— Только не это, — испугался я и отошел от него подальше. Врума действительно стошнило. Рвотная масса походила на тонкую пиццу с особой начинкой.
— Теперь тебе лучше? — Я осторожно помог ему встать. Врум кивнул.
Он высвободил свои плечи из моих рук и поднял еще один кирпич. Затем сильно размахнулся и бросил его в «Пиццу хат». Осколки стекла устремились вниз, словно прекрасный ледяной фонтан. Включилась сигнализация.
— Черт побери! Врум, ты сбрендил? Надо убираться отсюда! — воскликнул я.
Врум и сам испугался.
— Побежали, мать твою так! — крикнул он, и мы помчались к «куалису».
— А я думал, ты любишь пиццу, — сказал я, когда мы добрались до него.
— Мне нравится пицца. Я люблю джинсы, мобильные телефоны и пиццу. Я зарабатываю, ем, покупаю всякое дерьмо и умираю. Все это дерьмо собачье, чувак! — Врум тяжело дышал и держал руку на животе. Он выглядел не слишком хорошо, но пробежка несколько протрезвила его.
— Знаешь, чувак, давай я поведу машину, — сказал я, когда Врум открыл переднюю дверцу «куалиса». Его дыхание по-прежнему было шумным и тяжелым.
— Без вариантов, чувак, — возразил он и оттолкнул меня.
Машина дернулась, потому что Врум включил зажигание, не переключившись на нейтралку.
— Ты нормально себя чувствуешь? — спросила Эша.
Врум кивнул и поднял руку в знак извинения. Он подождал несколько секунд, а затем, пообещав ехать медленно, аккуратно завел машину. И скоро мы снова оказались на шоссе.
— Вам понравилось в «Кровати»? — поинтересовался Врум, желая отвлечь наше внимание от своего плачевного состояния.
— Прекрасное место, — ответила Эша. — Именно то, что мне было нужно. Эй, Врум, может, включишь музыку?
— Конечно. Сейчас посмотрю. — Врум начал рыться в отделении для перчаток. Он вынул оттуда кассету и показал ее нам: — Мусафир сойдет?
— Здорово, — сказали Эша и Радхика.
— Нет, — одновременно ответили мы с Приянкой.
— Да ладно, ребята. Вы ненавидите не только друг друга, но и одни и те же вещи, — ухмыльнулся Врум. Он поставил кассету и включил магнитолу. Зазвучала песня под названием «Рабба».
На этот раз я сидел рядом с Приянкой. И всем существом ощущал с ее стороны слабые электрические разряды. Мне хотелось взять ее за руку, но я удержался. Тогда открыл окно, чтобы глотнуть свежего воздуха.
— Закрой окно, — попросила Эша. — Я замерзла.
— Потерпи минутку, — ответил я.
И сосредоточился на словах песни. Певец пел о том, почему возлюбленная не должна входить в его жизнь. Если же она все-таки сделает это, то пусть останется в ней навсегда. Все это находило живой отклик в моей душе. Но меня еще более взволновала следующая песня. Она вызвана во мне воспоминания об автостоянке на тридцать втором километре от Дели.
Я заметил, что Приянка изменилась в лице. Она нервничала. Да, нам с ней придется нелегко.
— Я люблю эту песню, — заявил Врум, когда мелодия заполнила пространство «куалиса».
Я мысленно включил перемотку. И начал заново переживать каждый момент той ночи. Я вспомнил, как Приянка сидела у меня на коленях, как она наступила мне на палец и ударилась головой о крышу машины. О том, как она — осторожно, медленно и вместе с тем восхитительно — занималась со мной любовью. Мне не хватало ее дыхания у меня на щеках, того, как ее глаза смотрели в мои, не хватало сладкой боли, которую я чувствовал, когда она покусывала мочки моих ушей. Почему музыка заставляет тебя вспомнить о том, что ты предпочел бы забыть? Мне хотелось, чтобы меня продвинули по службе. Чтобы Приянка никогда не покидала меня. Чтобы мой мир стал более счастливым.
Я посмотрел в окно. Ветер казался холодным, особенно у меня на щеках. Я дотронулся до своего лица. Черт побери, я понятия не имел, что плачу.
— А теперь ты можешь закрыть окно? — спросила Эша. — У меня волосы совсем растрепались.
Я закрыл окно и постарался покрепче закрыть глаза, но не смог сдержать слез. Не подозревал, что я такая размазня.
Я посмотрел на Приянку. Может, у меня просто разыгралось воображение, но мне показалось, что ее глаза тоже влажны. Она повернулась ко мне, а затем быстро отвела взгляд. Я не мог смотреть на нее, особенно на ее нос.
Врум достал две салфетки и протянул их нам.
— Зачем это? — спросил я.
— У меня тут зеркало заднего вида, — ответил он.
— Мы тоже всё видим, — хором сказали Радхика с Эшей и рассмеялись.
— Веди машину, о'кей? — возмутился я, но салфетку взял. Сделав вид, что вытираю нос, я незаметно промокнул глаза. Приянка поступила так же.
Эша погладила Приянку по руке.
— Вы, ребята, такие забавные. Напомните, как вы познакомились в колледже, — попросил Врум.
— Проехали, — отозвался я.