Ночь, когда Серебряная Река стала Красной
Шрифт:
"Будь готова", - повторил он. "Я привлеку их внимание."
Не дав ей возможности возразить, он сунул длинную винтовку под мышку и быстро пополз к окну, волоча больную ногу, как длинный хлыст. В какой-то момент два нижних стекла были разбиты, осколки посыпались на пол, края муслиновых полузанавесок хлопали.
Канна взяла себя в руки и поползла к боковому окну, выходившему в переулок между почтой и тем, что раньше было табачной/аптекарской лавкой, пока серебряные дела не заглохли и владелец не решил, что в Уинстон-Сити ему повезет больше. Аллея заросла сорняками и грязью; они с Миной все время планировали
"Тридцать секунд", - объявил Бертран с британским акцентом. "Тик-так".
"Вы же не собираетесь затевать там какую-нибудь шалость, мистер почтмейстер?" - позвал лидер.
"Я сказал, что думаю об этом", - отозвался Шейн, опираясь на свое хорошее колено и поднимая винтовку на позицию. "А как насчет остальных горожан? Их тоже оставишь в живых?"
"О, нам хватит убийств на одну ночь, ты согласен?"
"На самом деле, нет".
Если выстрел из ружья был грохотом, то выстрел из винтовки был треском. Как только она услышала его, Канна распахнула окно, задраила ночную рубашку и выскочила наружу. Карабканье превратилось в падение, и она упала на спину в грязь.
"А-а-а, черт!" - закричал лидер, испытывая сильную боль. "Ублюдок подстрелил меня!"
Затем поднялся еще больший шум. Мужчины ругались и кричали. Снова раздались выстрелы. Быстро выпрямившись, Канна снова услышала треск выстрела из винтовки на фоне звона бьющегося стекла, когда кто-то бросил что-то - факел? кирпич?
– в окно почтового отделения.
У нее сжалось сердце, имя мужа было у нее на устах. Но она сделала то, что он хотел, и бросилась бежать.
Стрелять в любого, кто попадется ей на пути? С удовольствием! Невысокий мужчина в бязевой бандане, надетой как маска, попытался схватить ее, когда она выходила из переулка, и Канна нанесла ему удар в грудь. Он попятился назад, на его рубашке расплылось темное пятно. Она продолжала идти вперед.
Неровная земля и острые камни рвали ее ноги, но она не позволяла этому остановить или даже замедлить ее. Мимо зданий и домов - церковь горела, но краткий взгляд на изуродованный ужас внутри почти обрадовал ее: какое чудовище могло совершить такое? Проповедник Гейнс не был ее любимым человеком в мире, отнюдь нет, но даже он не заслуживал...
Когда она завернула за угол салуна, на ее пути внезапно возникла еще одна фигура. Темная тень мужчины, в сомбреро и серапе, с двумя пистолетами в руках... но то, что она смогла разглядеть в его лице, заставило Канну вскрикнуть.
Его лицо... его глаза... там, где должны были быть глаза... сросшиеся узлы шрамов, извивающиеся от виска к виску... переносица - изрезанная руина... . .
Она подняла пистолет, чтобы выстрелить, но человек без глаз выстрелил первым.
2 Что за человек
Как Хорсекок рассказал Нейту, семейная пара - Уолтер и хозяйка Мэгги - оказались не в его вкусе, нет, совсем нет. Уолтер был готов пойти на любые унижения, деградацию, издевательства и боль, чтобы защитить свою жену и уберечь ее от беды. Невзирая на то, что это означало для него самого.
Очень достойно с его стороны. Благородно. Хорошо и правильно. Достойный муж. Настоящий мужчина.
С другой стороны, этот коллега-адвокат...
О, этот адвокат, этот Эммерсон Прайс, оказался именно таким, какого искал Хорсекок. Сплошное высокомерие и бахвальство. Гордый. Надменный. Напыщенный, как самый длинный день. Как ты посмел это сделать и если бы у тебя была такая идея. Считая себя лучше других из-за своего богатства, воспитания и образования. Своего высокого положения. Его положение в обществе. Как будто такие, как Хорсекок, не могут чистить ему ботинки.
Большая болтовня, горячее дерьмо на блюдечке с голубой каемочкой, выдвижение требований, обещание страшных проклятий. Сама мысль о том, что Хорсекок придет в его дом! Сама наглость! Как будто он мог изгнать Хорсекока только своими словами и гневом, изгнать его, как бродячую собаку с хвостом между ног.
Это длилось не дольше первого удара. А первый удар даже не был сильным. Всего лишь подзатыльник, чтобы привлечь внимание адвоката. Вряд ли это был единственный раз, когда кто-то замахнулся на этого надутого болвана, хотя его оскорбленная реакция, конечно, заставила его так подумать.
За это Хорсекок нанес второй удар, причем с чувством. Удар по губам свалил Прайса на задницу. Обида исчезла, сменившись ошеломляющим страхом.
Угадайте, что, даже крутой и горячий адвокат может пострадать. Важные политические связи не помешали Хорсекоку третьим ударом подбить глаз. Диплом какого-то модного колледжа на востоке не помешал четвертому удару расшатать несколько зубов.
Впрочем, третий и четвертый удары последовали позже. Первых двух было достаточно, чтобы остановить его кривляния, если не сразу превратить его в хнычущее, умоляющее, извиняющееся желе. Достаточно, чтобы усадить его в кресло, привязать и зафиксировать, чтобы они могли поговорить.
Миссис, ну, она была кроткой, как мышка, в ней не было ни капли борьбы или сопротивления. Искра давно погасла в ее душе; Хорсекок видел это совершенно отчетливо. Она висела вокруг нее в шали избитого согласия.
Это его раздражало. Когда-то она могла быть живой, энергичной леди. Возможно, она была милой и нежной. С милым смехом и умением радоваться таким простым мелочам... веточка букета... пикник... любование закатом.
Давно она не смеялась и не радовалась ничему. Хотя она была явно напугана ситуацией, что-то в ее изможденной позе говорило о том, что это всего лишь очередная плохая рука в непрерывной карточной игре жизни.
Хорсекок применил свою обычную тактику: застал их крепко спящими и разбудил грубой, внезапной силой. Их жилище было прекрасно обставлено и чисто вымыто. Нигде ни пылинки. Полы такие чистые, что их можно было протирать. И ни одной горничной или наемной девушки. Все это ее собственная работа, он был уверен.
И какую благодарность она получила?
Скудная, блядь, благодарность - таково было его предположение.
Вскоре он убедился, что наверху был ребенок... мальчик. Только тогда хозяйка проявила нечто большее, чем трепет. "Пожалуйста", - сказала она, задыхаясь и робея, не в силах встретиться с Хорсекоком взглядом. "Наш сын, пожалуйста, не трогайте его; он крепко спит, он не..."