Ночь, когда Серебряная Река стала Красной
Шрифт:
"Эммет?" спросил Коди, беспокойно оглядевшись вокруг.
" Его лечат", - ответила Мина. "Насколько ты ранен?"
"Просто шишка".
"Не лги мне, Коди Корнелиус МакКолл".
"Чертовски болезненная шишка". Поморщившись, он прижал кончики пальцев к голове и признался: "Наверное, треснула голова. Болит так, что можно расколоться. Все крутится. Такое ощущение, что я собираюсь извергнуть свой ужин".
"После того, что мы все видели сегодня, кто бы этого не сделал?"
"Хуже некуда."
"Ну-ка, давай, тупица, садись!" Когда она принялась суетиться, как это делала бы их мать, она добавила: "Это
Тут до нее дошло, что она не видела никого из других звездных артистов. Человек-гора и Смертоносный Лотос не вернулись с остальными, не было видно ни Живого Призрака, ни Слепого Бандито, ни Матушки Сибил, ни Тома Шорта, самого маленького в мире негра. Ни огромных зверей с челюстями, похожими на гигантские медвежьи капканы из слоновой кости, вроде тех, что они видели в палатке. Или даже доктор Оддико, который, очевидно, не был хирургом или костоправом, что бы это ни значило.
Однако приехавший в город причудливый человек явно принимал участие в разговоре, командовал и отдавал распоряжения. Он уговорил Салил расстаться с телом Лигама и отнести его в одну из повозок на сохранение. Девушка-правдоискательница примостилась у одного из костров, держа кружку с чаем, как будто больше для тепла, чем для чего-либо другого. Ее широкие темные глаза казались еще шире и темнее, чем когда-либо, глубокими и полыми, как пещеры. Мина догадалась, что она винит себя за то, что отправила мальчиков в это приключение под луной, а в итоге одного из них убили.
Прибыли еще два ростабута с мулом и телегой - мул и телега Ол-Мэна Старки? Должно быть, так; в сарае их не было, только в доме и на псарне - там было еще больше трупов. С ними обращались с гораздо меньшим уважением, чем с телами Лигама, отметила Мина. Бесцеремонно сваленные в кучу лохматые, заляпанные кровью...
А поверх них - отвратительный красный и покрытый кровью скелет, в котором Мина едва узнала Декса, того самого злодея с луком. Это сделали птицы? Она перевела взгляд полувопросительно-полуудивленно на принцессу Воронье Перо, и ей вдруг стало трудно думать о ней как о чем-то столь прозаическом, как "Джейн".
Коди все еще пытался отказаться от дальнейшего внимания, но когда он выпил полную чашку воды, то вдруг согнулся вдвое и изрыгнул свой ужин, после чего зашатался так, что Мина решила, что не потерпит дальнейших проявлений стоической глупости с его стороны. По ее настоянию причудливый человек отвел ее брата в ту же большую палатку, куда был перенесенли Альберта.
Как оказалось, туда же, куда и Эммета, потому что он был там. Он лежал на столе, ярко освещенный фонарями. Его штанина была разрезана широкими лоскутами, обнажая бедро с торчащим наконечником стрелы и жгутом, затянутым над кровоточащей раной. Перьевой конец, видимо, был отщеплен на задней части ноги, чтобы он лежал ровно. Отсюда она не могла определить, дышит ли он вообще.
Три фигуры окружали его, и, несмотря на резкое освещение, это могла быть сцена из одной из тех пьес Шекспира, о которых говорила их мама.
Правда, только одна из них выглядела как настоящая ведьма - матушка Сибилла с ее шишковатыми костяшками пальцев и длинными седыми прядями волос. В своем бесформенном платье из мешковины, с накинутой на голову шалью, да, она действительно выглядела как настоящая ведьма.
Но Живой Призрак, его красный капюшон был опущен, красные лайковые перчатки сняты, открывая жутко изящные и красивые руки, такие же чисто белые, как и все остальное, мог бы сойти за ведьму-мужчину... ведь были же ведьмы-мужчины? Колдуны?
Что касается третьего, стоящего на табурете, придвинутом к столу... разве у ведьм не было импов? Знакомые дьявола? Маленькие, темные и сгорбленные? Маленькие, темные и сгорбленные?
Потом, нет, она увидела, что это вовсе не имп, а Том Шорт. Который, при росте менее двух футов, действительно мог бы быть самым маленьким негром в мире. У него была огромная, бугристая голова, поставленная набок на изогнутой шее, тяжелые брови, а кожа была темнее, чем у их отца, когда он пил кофе.
Когда он говорил, то говорил тем же глубоким пушечным голосом, который так гремел над ними в начале вечера, называя их городскими коровьими уродами и говоря им, что бесплатных представлений не бывает. Даже сейчас, когда он не гремел, он доносился с таким грохотом, что Мина ощущала его в своих костях.
"Скоро или никогда, но придется это сделать", - сказал он. "Тебе лучше быть готовым".
"Я готов", - сказал Живой Призрак. Его голос, как и его руки и алебастровые черты лица, обладал жуткой, элегантной красотой. Если бы полная луна могла говорить, подумала Мина, именно так бы она и звучала. Прохладный, далекий, серебристый.
Матушка Сибил, повернувшаяся к ним, когда они вошли, звучала не столько как гогочущая ведьма, сколько как чья-то дорогая бабушка, что совершенно не соответствовало ее внешности. "Постойте немного в стороне, дети. Постарайтесь не испугаться. Мы не желаем ему зла".
"Сюда", - сказал причудливый человек, Себастьян Фарстейрс. "Мы будем в стороне от дороги, и ваш брат сможет сесть, пока не упал". Он повел их в другую часть палатки, где на другом столе лежало белье Альберта.
Коди не стал протестовать. Значит, все было плохо. Очень плохо. Он стал совсем бледным, его трясло как никогда. Как только он дошел до скамейки, он опустился на нее и опустил голову на колени.
Мина посмотрела в сторону Альберта. Другие карни - пожилой мужчина с пушком волос цвета одуванчика и пухлая женщина, чья кремово-розовая кожа была покрыта татуировками, - расстегнули повязки на его голове, чтобы смыть корку с того, что осталось от его уха. Сам Альберт ужасно жалобно стонал, пытаясь вывернуться из их рук. Татуированная женщина поднесла к его губам бутылочку из зеленого стекла.
"Выпей это, парень", - сказала она с трепетом. "Выпей это до дна. Это уменьшит боль".
Альберт выпил, скривив рот в гримасе от какой-то лекарственной гадости. Он вздрогнул, затем моргнул. Увидев Мину, он спросил, как и Коди: "Эмметт?".
Она указала на него. "Они... помогают ему, я думаю... "
" Так и есть", - сказал пожилой мужчина. За очками, надвинутыми на нос, его глаза были такими же зелеными, как и у причудливого человека, хотя в них было больше озабоченности, чем очаровательного блеска. "Наши пути могут показаться вам странными, то, что вы сейчас увидите. Но я даю вам свое обещание, обещание доктора Оддико, что они действительно не желают ему зла. И никто из нас не желает зла никому из вас".