Ночь, когда Серебряная Река стала Красной
Шрифт:
"Молчать, женщина!" - перебил адвокат, снова напустив на себя грозный вид, словно ее дерзость оскорбила его; кто дал ей право говорить?!
Тогда Хорсекок подбил ему глаз. Затем он заверил хозяйку, что не собирается ругаться с ребенком, пока тот не проснется, не вмешается и не попытается сделать какую-нибудь глупость. "Хотя, может быть, - добавил он, - здесь есть несколько уроков, которые ему не помешало бы усвоить. Уроки о том, что за человек его отец".
Такого, который, что неудивительно, не слишком стремился разглашать местонахождение своих денег, даже когда
Вскоре он снова был на взводе, натягивал пуговицы брюк и рвался в путь. Миссис стала унылого цвета воды для стирки. Не рыдала, не умоляла. Просто смирилась со своей печальной участью. Безнадежная. Сломанная. В выражении лица адвоката промелькнула жалкая, ненавистная, бессильная ярость.
"Делай, что хочешь", - прошипел он. "Все равно сделаешь. Не то чтобы у меня был выбор!"
"Ну, мистер Прайс, сэр, я удивлен. Такой умный, образованный парень, как вы, должен знать, что всегда есть выбор".
В этот момент где-то снаружи ночная тишина была грубо прервана выстрелами, криками и возвышенными голосами.
"Проклятие", - сказал Хорсекок. "Разве не понятно? Как раз когда мы дошли до самого интересного. Но нет, знаешь что? Нейт и они сами разберутся со своими делами. У нас все еще есть незаконченное дело".
Снова в графических подробностях, как это было в его обычае, он изложил адвокату варианты ответов... хотя он уже был уверен в том, какими будут ответы. И хозяйка, судя по ее виду, тоже. Такой человек, как этот? Терпеть оскорбления в собственный адрес? Пожертвовать пальцем или тремя? Только чтобы избавить ее от страданий?
Чтобы окончательно убедиться в этом, Хорсекок освободил своего тезку из заточения и провел свернутым кулаком вверх-вниз по его налитой, покрытой венами толще. Ее безнадежность, ее сломленность, ее жалкая покорность. Его злобная, эгоистичная, оскорбленная обида.
"Теперь есть шанс, что с ней все будет в порядке, после", - сказал он. "Больше шансов, хотя, я думаю, нет. Ваша миссис - женщина худощавого телосложения. Скорее всего, она будет несколько хуже, чем обычно. Или, что печально, но факт, они могут умереть от этого, иногда, я слышал. Внутренние разрывы, так они это называют".
"Тогда убей ее, если собираешься! Разорви ее на куски! Трахни эту суку наизнанку, мне все равно!"
Если это не сделало его абсолютно уверенным, то ничто не сделало бы. Даже Хорсекок, с его большим опытом подобных разговоров, был ошеломлен уродством, ядом. Он остановился на середине хода и просто посмотрел на мужчину.
"Она твоя жена", - сказал он. "Хранительница твоего дома; я видел, какой он хороший, какой чистый. Мать твоего ребенка; родила тебе сына! Как я слышал, часть того, что ты припрятал, досталась тебе по наследству от нее! И ты бы... ты бы сидел здесь и смотрел, как такой грубиян, как я, трахает ее до смерти".
"А что, если бы я так и сделал? Что это для тебя?"
"Для меня не очень. Для нее, я думаю, гораздо больше. Разве ты не должен быть ее мужем? Любить и защищать ее? Любить и защищать свою семью, ставя ее превыше всего? Перед деньгами? Перед собой? Какой мужчина не сделает этого? Что ты за человек?"
Снаружи продолжалась шумная возня; он узнал голос Нейта, который, похоже, вел переговоры, и решил, что кто-то в городе сохранил оружие и сообразительность настолько, что смог заставить их отступить. Он также почувствовал запах дыма - вероятно, Нечестивый Джо поджег еще одну церковь после того, как принес дьяволу свою обычную кровавую жертву.
Однако все это было лишь мимоходом. Все его внимание было приковано к стоящему перед ним адвокату. Который каким-то образом пробрался сквозь его страх и обнаружил его ядовитую сущность.
" Вы пришли в мой дом...!" Лицо Прайса раскраснелось, ноздри раздувались. Из разбитой губы летели плевки.
"Верно." Хорсекок взмахнул ногой, ударил по стулу, отправил его в сторону, и адвокат все еще был привязан к нему. Остаток тирады Прайса был потерян в болезненном ворчании. Он лежал и стонал, пока Хорсекок запихивал себя обратно в брюки, застегивал пуговицы и стоял над ним. "Не нужно мне слушать остальное. Твой дом, как я посмел, и так далее, и тому подобное".
Он снова замахнулся ногой, на этот раз носком ботинка в ребра Прайса. Что-то треснуло, что его порадовало. Адвокат заблеял, как обиженный козел, что порадовало его еще больше. Подняв стул вертикально, он нанес еще один удар сзади. Прайс упал, оцепенев, цепляясь за сознание на волоске.
"Сиди тихо и держи язык за зубами", - сказал он. "Мне нужно перекинуться парой слов с твоей хозяйкой".
Во время всего этого она оставалась такой, какой была: унылой, покорной, безнадежной, смирившейся. Он также привязал ее к стулу, хотя, вероятно, в этом не было необходимости. Она сидела, опустив голову, и просто ждала, какие карты жизнь выкинет из колоды.
"Мэм? Миссис?"
"Пожалуйста, не обижайте моего мальчика", - вздохнула она. "Не трогайте моего Эммета. Он крепко спит. Он не причинит никаких неприятностей. Он хороший мальчик. Пожалуйста, оставьте его в покое".
Хорсекок бросил взгляд на потолок. Действительно, крепко спящий человек... если судить по тому, что происходило снаружи, то, черт возьми, так и должно быть... или он был там, наверху, напуганный и бодрствующий, забившись под одеяло, пытаясь прогнать весь этот ужас.
Что, как мог бы сказать ему другой мальчик, давно ушедший Гораций Кокран, не сработает. Ни пожелания, ни молитвы. Ничего. Некоторые ужасы, ну, некоторые ужасы сами по себе имеют свойство задерживаться.
"Расскажи мне об этом наследстве, которое ты получила", - сказал он.
"Один... двоюродный дед, я его почти не знала. Деньги за нефть. Тридцать тысяч".
Он присвистнул. "Это кругленькая сумма. Твой муж там, он распоряжался этим?"
"Да. Да, конечно".
"Конечно."
Прайс зашевелился, чтобы пробормотать еще одно "не смей", адресованное его жене. Едва удостоив его взглядом, Хорсекок снова ударил его ногой, выбив его из колеи.
"Он запер деньги в сейфе?" спросил Хорсекок.