Ночь – мой дом
Шрифт:
Когда Флоранс Феррель допела свою арию, он поднял взгляд на антресоли и увидел Альберта Уайта. По правую руку от него стояла жена, дама средних лет, тонкая как тростинка, без всякого лишнего веса, свойственного богатым матронам. Крупнее всего у нее были глаза, Джо хорошо видел их даже с того места, где стоял. Глаза навыкате, с безумным выражением, которое не покидало их, даже когда она улыбалась чему-то, что Альберт говорил хихикающему мэру Керли, сумевшему пробраться наверх с бокалом скотча.
Джо пошарил глазами по балкону и обнаружил Эмму. На ней было серебристое обтягивающее платье, она стояла в толпе возле железного ограждения,
Улыбка стала шире, и она прикрыла ее рукой, той же, в которой держала шампанское, так что бокал накренился и несколько капель упало вниз, в толпу. Один из мужчин поднял взгляд и потрогал темя. Дородная дама вытерла лоб, а потом несколько раз моргнула правым глазом.
Эмма отодвинулась от ограждения и слегка наклонила голову в сторону лестницы в его части вестибюля. Джо кивнул. Она отошла от перил.
Он потерял ее из виду среди верхней толпы, протискиваясь через нижнюю. Он успел заметить, что большинство репортеров на антресолях носят шляпы сдвинутыми на затылок, а галстучные узлы у них скособочены. Так что он тоже сдвинул шляпу назад и расслабил галстук, пробиваясь через скопление людей перед лестницей.
Прямо на него бежал полисмен Дональд Белински, призрак, каким-то образом восставший со дна пруда, соскобливший обгорелую плоть с костей и теперь семенивший вниз по лестнице прямо навстречу Джо. Те же светлые волосы, те же прыщи, те же до смешного красные губы и белесые глаза. Нет, погоди, этот парень потолще, и его светлые волосы уже начали редеть, к тому же отдают в рыжину. И хотя Джо видел Белински только лежащим на спине, он был почти уверен, что при жизни коп превосходил этого человека ростом, а может, и пах получше: от этого несло луком, Джо почувствовал это, когда слишком сблизился с ним на лестнице. Глаза парня сузились, он смахнул со лба клок маслянистых рыжеватых волос, в другой руке он держал шляпу, а в его поплиновой ленте торчала карточка «Бостон экзаминер». В самый последний момент Джо отступил в сторону, и мужчина сделал неопределенное движение шляпой.
— Извините, — произнес Джо.
— Это я виноват, — отозвался тот.
Джо поднимался по лестнице, чувствуя на себе его взгляд и поражаясь собственной глупости: как это его угораздило посмотреть прямо в лицо не кому-нибудь, а репортеру?
Тот кричал вверх: «Простите, простите, вы что-то уронили», но Джо ни черта не ронял. Он все двигался вперед, и группа людей вышла на лестницу над ним, все уже были навеселе, одна женщина обвивала другую, точно слишком широкий халат, и Джо прошел мимо них не оглядываясь, не оглядываясь, глядя только вперед.
На нее.
Она держала в руке сумочку под цвет платья, под цвет серебристого пера и серебристой ленты в волосах. Жилка билась у нее на горле, плечи подрагивали, ресницы трепетали. Он изо всех сил сдерживал себя: ему хотелось стиснуть эти плечи, оторвать ее от земли, чтобы она обвила
— Один тип меня только что узнал. Надо живей двигать.
Она пошла рядом с ним; они проследовали по красному ковру мимо главного танцевального зала. Здесь тоже теснились люди, но не так густо, как внизу. Эту толпу легко можно было обогнуть по краю.
— За следующим балконом есть служебный лифт, — сообщила она. — Идет в подвал. Просто не верится, что ты пришел.
В ближайшем просвете между людьми он свернул направо, опустив голову, и посильнее надвинул шляпу на лоб.
— А что еще я мог сделать?
— Сбежать.
— Куда?
— Господи, да не знаю. Все так делают.
— Я так не делаю.
Они шли вдоль задней части антресолей, толпа снова сгустилась. Внизу губернатор, завладев радиомикрофоном, объявлял сегодняшний день — день открытия отеля «Статлер» — Днем штата Массачусетс, поднялись приветственные крики, все уже были порядочно на взводе, и Эмма поравнялась с ним и слегка толкнула его локтем, чтобы он повернул налево.
Теперь он увидел: после того места, где их коридор пересекается с другим, — темный угол за банкетными столами, огнями, мрамором, красным ковром.
Внизу духовой оркестр надрывался вовсю, и толпы на антресолях били каблуками, а фотовспышки сверкали, хлопали и шипели. Он подумал: интересно, кто-нибудь из газетных фотографов заметит потом, у себя в редакции, некоего парня на заднем плане одного из снимков, парня в желтовато-коричневом костюме, за голову которого обещана кругленькая сумма?
— Налево, налево, — бормотала Эмма.
Он свернул влево между двумя банкетными столами, и мраморный пол сменился черной плиткой. Еще пара шагов — и они у лифта. Он нажал кнопку «Вниз».
Четверо пьяных мужчин прошли вдоль края антресолей. Примерно двумя годами старше Джо. Горланят «Поле битвы». [12]
— Над алыми трибунами взовьются флаги Гарварда, — фальшиво тянули они.
Джо снова надавил кнопку «Вниз».
Один из мужчин встретился с ним глазами, потом хищно глянул на зад Эммы и толкнул приятеля локтем. Они продолжали петь: «И в небе отдается рукоплесканий гром».
12
«Поле битвы» — гимн объединенной спортивной команды Гарвардского университета «Гарвард кримсон».
Эмма коснулась его кисти своей.
— Черт, черт, черт, — твердила она.
Слева от них официант пробился через две кухонные двери, держа на весу большой поднос. Он прошел в каких-то трех футах от них, но даже не посмотрел в их сторону.
Гарвардцы ушли дальше, но песня еще слышалась:
— Вперед, ребята, в бой! Сегодня победим!
Эмма протянула руку мимо него и сама нажала кнопку.
— И Старый Гарвард навсегда!
Джо подумал, не просочиться ли им через кухню, но он подозревал, что это замкнутая клеть, где в лучшем случае имеется подсобный лифт, чтобы доставлять блюда из главной кухни, расположенной двумя этажами ниже. Задним числом он сообразил, что разумнее было бы Эмме прийти к нему, а не наоборот. Если бы только он мыслил ясно. Но он уже забыл, когда это было в последний раз.