Ночь открытых дверей
Шрифт:
– Сам неудачник и других туда же тянешь! – бросил он в сторону бывшего друга и пересел на другую парту.
– Скажите мне, кто опять поставил этот стул? – всплеснула руками русичка. – Я же велела вам унести его на помойку.
Действительно, в классе русского языка жил один заколдованный стул. Он был сломан. Не так чтобы окончательно, внешне он был очень даже ничего. Но при сильном давлении ножка у него соскакивала. Нехороший стул несколько раз пытались из класса вынести. Но он почему-то все время возвращался, вставая на свое постоянное место, в дальний угол около шкафа. А тут, значит, выбрался-таки на просторы класса.
И вновь Кармашкину вспомнился таинственный призрак безвременно погибшего ученика. Уж не его ли это проделки?
Генке стало не по себе, и он начал спешно выбираться из-под парты и даже рукава себе отряхивать, словно на них остался след невидимых рук привидения.
– Геночка, – подошла к нему Семенова. – У тебя все хорошо?
В ее голосе слышалось сочувствие. Но он знал цену этому сочувствию – кино на дорогих местах, попкорн, чипсы и литровая бутылка газировки. Или посиделки в кафе с чаем и тортом.
– У меня все хорошо, – буркнул Кармашкин, не вдаваясь в подробности.
– А приходи сегодня ко мне в гости, – продолжала ворковать Леночка, пока класс занимался обсуждением случившегося. Призывы русички к тишине никто не слышал. – У меня новый фильм есть.
– Мне Людку из детского сада забирать. – Генка демонстративно отвернулся от собеседницы.
– Ну что ты так переживаешь из-за этого журнала, – упорно заглядывала ему в глаза Семенова. – Ты же его не брал?
– Не брал. – Кармашкин склонил голову.
– А хочешь, я помогу тебе его найти? – продолжала разыгрывать роль доброй феи Леночка.
– Как будто ты знаешь, где он, – хмыкнул Генка и впервые с начала разговора посмотрел в лицо одноклассницы.
Семенову нельзя было назвать красавицей. Она была симпатичная – трогательное круглое личико, круглые щечки с ямочками, небольшой носик, аккуратные прядки волос над невысоким покатым лобиком. Она могла быть очень хорошей, даже очень-очень хорошей. Когда-то в такую хорошую девочку и влюбился Кармашкин. Но оказалось, что это лицо может быть совсем другим – злым, перекошенным от ярости. А эти губки могут не только улыбаться, но и сыпать проклятьями.
– Может быть, знаю, – загадочно ответила Леночка, лукаво улыбаясь. – Почему я должна тебе что-то говорить? Вот если бы ты был со мной и все стало бы как раньше… Ну что, придешь?
От удивления Генка не сразу нашел, что сказать. Секунду он беззвучно разевал рот, а потом хлопнул себя по коленке и рассмеялся:
– Ага, я приду, а ты скажешь, что пошутила! Да откуда ты знаешь, где может находиться журнал?
Семенова рассерженно поджала губки.
Но тут Кармашкин перестал смеяться, потому что от хохота у него треснула разбитая губа и из нее побежала кровь.
– Да ну тебя, – отмахнулся Генка. – Никакой от тебя пользы, одни неприятности.
Весь оставшийся урок Генка сидел, не поднимая отяжелевшей от разных мыслей головы.
Давно у него не было такой черной полосы неудач. Не получалось ничего. Совсем ничего. За что ни возьмется, все лопается, как воздушный шарик. Кажется, пора переходить к решительным действиям.
Не успел еще отзвенеть звонок, а Генка уже мчался по коридору в поисках Стрижа.
Как только за ним закрылась дверь, оба друга многозначительно переглянулись.
– А тебе не кажется, – начал Костик, – что стул этот появился неспроста?
– Кажется. – Партой Майсурадзе придавило ногу, и теперь ему было больно на нее наступать. Он с шипением разминал отбитые пальцы. – А еще мне кажется, что кому-то давно пора дать по шее. Еще одна такая шуточка, и я стану инвалидом.
Друзья посмотрели на Прохорова. Димка, словно почувствовав их взгляды, заторопился и, отстранив Семенову, которая что-то ему втолковывала, пошел на выход.
Генка нашел Стрижа на первом этаже около столовой.
– Илюха, погоди! – налетел он на него. – Разговор есть.
Стриж посмотрел на него красными, невыспавшимися глазами и мрачно кивнул.
– Не будет у нас пока репетиций, – начал он. – Настроения никакого нет. Надо сделать перерыв.
– Надолго? – нахмурился Генка. Музыкой он мог заниматься днями и ночами без отдыха.
– Там видно будет. – Илюха посмотрел в открытые двери столовой. – Я завтракать. Ты как?
Кармашкин прислушался к своему со всех сторон избитому организму и кивнул. Пара бутербродов ему сейчас не помешала бы.
Они пристроились в хвосте очереди.
– Воронова от нас хочет уходить, – как можно равнодушней произнес Илюха. – Надо искать новую солистку.
– Куда это она пойдет? – изумился Генка, для которого работа в рок-банде была важнее всего на свете.
– Никуда. Говорит, устала.
Ага, устала она. Если и устала, то от внимания их любезного руководителя. Без нее Илюха совсем зачахнет, и вся их музыкальная эпопея провалится, так и не начавшись. Не быть им через пять лет всемирно известными.
– Что, и журнал не помог? – с сочувствием спросил Генка.
– А что журнал? – вынырнул из своих раздумий Стриж.
– Ты ей второй раз его предлагал?
Илюха во все глаза смотрел на Кармашкина.
– Так это ты его взял? – он крепко схватил приятеля за руку. – Верни. Слышишь? Немедленно верни обратно!
– Да чего ты ко мне привязался? – стал отпихиваться от него Генка. – Что я верну, если журнал у тебя.
– С чего ты взял? – теперь Илюха толкал Кармашкина в грудь, словно хотел выгнать из очереди.