Ночь с Незнакомкой
Шрифт:
– Я не понимаю, что происходит? – спрашивает, когда выпрямляюсь, я только усмехаюсь.
– Почему-то я этому совсем не удивлен.
Вечерний город окутывает прохладой. Сначала я просто иду, не думая, куда, подставляя лицо легкому летнему ветерку. Внутри все напряжено, как пружина. Все-таки не выдержал. Сорвался, выплеснул все на Маринку.
Зря.
И все-таки понимаю, я не сказал ничего такого, о чем не думал бы в действительности. Наверное, я был не прав, что вообще молчал. Сначала думал, что так будет лучше, а потом привык так жить. Но
Погано это признавать, но в чем-то он прав. Они оба заслуживают счастья. Ведь если папа не любит маму, значит, она всю жизнь жила без любви, как бы он ни окружал ее заботой. И не могла она этого не чувствовать. Это же мама. Она же такая светлая, ясная… Она любит так, как никто не умеет.
Неужели, и правда, это была ошибка? Их родители настояли, они не сопротивлялись, и вот…
Я бы так не хотел. Столько лет и как будто в никуда. Невзирая на все хорошее, что было, сейчас-то больно, страшно, одиноко. А когда думаешь, что это можно было просто не допустить, и возможно, все сложилось бы иначе…
Я достаю телефон, игнорируя сообщения и пропущенные от Марины. Набираю на память номер, чтобы не рыться в записной книжке. Она отвечает почти сразу.
– Мам, – сглатываю в горле ком. – Можно я приеду сейчас?
Глава 7
– А потом ты обмакнул Влада лицом в торт, – смеется мама, я прикрываю глаза, тоже посмеиваясь.
– Отличный вышел день рождения, – говорю, делая глоток успевшего остыть чая.
– Да, это точно.
Мама улыбается, глядя на меня, я отвечаю тем же. Мы болтаем уже минут сорок, и все никак не коснемся главной темы. Я только вглядываюсь в ее глаза, слежу за голосом и движениями, пытаясь понять, каково ей сейчас.
– Как ты, мам? – спрашиваю наконец. Улыбка на ее лице блекнет, но снова возвращается, правда, уже грустная.
– Лучше, чем когда это все случилось.
– Почему сразу не сказала?
Она пожимает плечами, вертя в руках чашку.
– Наверное, сама не верила, что это всерьез. А потом не хотела на вас сваливать.
– Мам, мы семья, сваливай на нас все, пожалуйста.
Она улыбается, сжимая мою ладонь своей.
– Спасибо, что зашел, Дим. Я отлично понимаю, что тебе сейчас тоже сложно. Но возможно, твой отец прав: так действительно будет лучше.
– Правда, так думаешь? – всматриваюсь в нее. Она задумчиво переводит взгляд на окно, теребя в руках нитку чайного пакетика.
– Сложнее всего признавать свои ошибки, – произносит, не поворачиваясь. – Когда ты долгое время внушал себе, что все нормально, все так живут, когда смирился и поверил, что у тебя все хорошо… А потом все рушится, и оказывается, что на самом деле ты только обманывал себя… Это больно. – Мама переводит на меня взгляд. – Больно осознавать, что ты сам виноват в том, что случилось. Знаешь… В ночь перед свадьбой я сбежала из дома.
– Что? – смотрю на нее в изумлении.
Такое
Мама кивает, закусывая губу.
– Я сомневалась, Дим. Не была уверена, что выйти замуж за Виталика – правильное решение. Хотела сходить к морю, подумать под шум прибоя.
– И… что надумала? – спрашиваю осторожно, боясь спугнуть откровение.
Мама хмурится, сжимая губы, в ее взгляде пробегает что-то тяжелое, похожее на отчаяние человека, потерявшего кого-то близкого. Чуть судорожно выдыхает, прикрыв глаза, а потом снова смотрит на меня уже прямо, спокойно.
– Ничего не надумала. Встретила твоего отца… – она замолкает и выдавливает улыбку. – Он был пьян, я довезла его домой. Его родители просили у меня прощения, я уже тогда была для них как член семьи. И я подумала: ну чего ты мечешься, Зоя, все правильно, все так, как должно быть. Я думала, у него по-другому, понимаешь? Что Виталик любит меня.
– И пожертвовала собой ради его счастья, – киваю я, сжимая ручку чашки. Злость на отца снова возникает словно из ниоткуда.
– Не вини его, он поступил так же. Мы оба виноваты. Вместо того, чтобы искренне поговорить друг с другом, мы просто шли туда, куда нас подталкивали.
Я отворачиваюсь к окну. Даже сейчас, в такой ситуации, мама его оправдывает. Удивительно сильный человек.
– Ну а ты? – спрашивает, я поворачиваюсь к ней. – Значит, решили пожениться с Мариной…
Я киваю, потому что не могу выдавить из себя даже элементарного «да». Тру переносицу. Растерянность от всего происходящего коренится в сознании, не давая мыслить рационально.
– Уверен?
Мама разглядывает меня внимательно, я хмурюсь.
– Почему ты об этом спрашиваешь, мам?
Она пожимает плечами. Поднявшись, начинает убирать со стола.
– Марина хорошая девочка, – говорит, моя чашки. – И если вы счастливы вместе, то я только рада.
Счастливы вместе… А счастливы ли мы? Что я мог бы ответить маме? Что мы столько лет вместе, что жениться – логичный шаг? Мама должна будет рассмеяться мне в лицо за такое, и правильно сделает.
– Просто знай, – она кладет мне руки на плечи, подойдя сзади, и наклоняется к лицу. – Что я поддержу тебя в любом случае, какое бы решение ты ни принял.
В сердце колет, а в горле подозрительно дерет. Мама всегда меня поддерживала, это правда. Именно она научила меня видеть за каждым человеком уникальное. Находить яркое и самобытное в самом обычном окружении. Вычленять то, что действительно ценно, за что надо держаться в жизни. Учила быть собой, вопреки всему, что против этого.
В эту секунду я чувствую себя предателем, променявшим все это на удобный мирок, который мне даже не нравится. К которому я, черт возьми, просто привык. Как привыкли когда-то мои родители.