Ночь с убийцей
Шрифт:
Они не мои!
Я знала, что чудовище ни на мгновение не выпускает меня из виду, разглядывает и ждёт. Неужели дал время отдохнуть? Но при этом и не подумал выйти из комнаты. Присел на подоконник и, выдыхая дым в распахнутую форточку, косился на меня.
Выжидает, как хищник. Не отступит.
И приказ не заставил себя ждать:
— Ребёнок спит. Раздевайся.
— Не. Хо-чу, — сказала я четко, стрельнув в него ненавистью, и отвернулась. Переложила Дару поудобней, укрыла ее и сама закрутилась в одеяло. Сжала губы до боли, чтобы мужчина не услышал предательское возбужденное дыхание.
Сначала в ушах стучала гулкая тишина, а потом мир перевернулся вверх ногами. Гад взвалил меня на плечо и куда-то понёс! Я колотила ногами, пыталась вырваться, но не кричала, чтобы не разбудить Дару, а потом неожиданно обрела свободу…
Секунда свободного падения, и несильный, но чувствительный удар в бок.
Бросил меня?
Выбралась из одеяла и тут же сощурилась от стрельнувшего в глаза яркого света.
Пока моргала, пытаясь привыкнуть, услышала треск рвущейся ткани, и по коже заскользили сухие теплые руки.
Я ловила чужие пальцы, отбивала ладони, ерзала и вертелась ужом, но бесполезно.
— Ты ещё не забыла, Тэкэра, — раздирая на мне одежду, легко преодолевая моё сопротивление, проговорил мужчина, — как меня возбуждает твоё неповиновение? Дразнишь?
Он вжался в меня, а я затихла. Задышала часто-часто. Грудь толкалась вверх и касалась каменной груди урода. И я слышала, как гудит-стучит под ребрами черное сердце.
Бедром ощутила напряжённую мужскую плоть и, не долго думая, дернула ногой со всей дури и едва не завыла от боли, пронзившей колено. Так тебе, мерзавец! Жаль, что лишь раз попала, после чего оказалась скрученная сильными руками, придавлена к постели еще сильней. От напора захрустели кости.
— Ши-и-ин! (с японского «умри» — примечание автора) — прошипел в лицо мужчина, вмял меня в кровать и сжал руками горло.
Я выгнулась, засучила ногами, пытаясь снова его ударить, но была скована, будто на меня рухнула гранитная плита.
Пальцы вмиг похолодели, я со всех сил вцепилась в клетчатую рубашку. Мягкая ткань заскрипела, и слабость заставила меня отпустить. Руки упали вниз, как плети.
Он давил и обжигал черным взглядом.
Воздух медленно утекал из легких, словно в крепких мужских пальцах сито, куда просачивается моя жизнь.
Одна.
Две.
Попытки вдохнуть.
Мир потускнел, стал мутным, будто комнату накрыли молочным стеклом.
Не получалось ни дернуться, ни закричать.
Назад дороги нет. Но, честно, я бы повторила все снова. И ударила бы коленом так, чтобы мудак сдох с первого тычка.
У… блю… до…
В голове загудело, ребра затрещали, а тело пробрало сотрясающей дрожью.
Чернота обступила со всех сторон, закутала, будто крыло хищной птицы, и выплюнула меня на свет.
Я лежала на лугу, в высокой траве, и ждала, пока тяжелое дождевое небо упадет и раздавит. Время тикало, уплывало черными тучами на север. Качалось на красной луне, а я не могла сделать вдох. Открывала рот и теряла рассудок, потому что вместо воздуха в горло, казалось, влетает стекло.
С трудом получилось перевернуться. Рука сама потянулась к груди, и я услышала, как мое сердце отбивает последние удары под ребрами.
Еще чуть-чуть.
Еще миг.
Еще секунда.
— Эк… эк… эк.
Я поискала взглядом источник звука и напоролась на что-то небольшое впереди, запутанное в колючках чертополоха.
Подтянулась, коснулась пальцами грубой ткани, но от недостатка воздуха согнулась и едва не рухнула в грязь.
Раскрыла дрожащую руку и присмотрелась.
Это была кукла. Мотаная из темно-горчичной ткани. Живая кукла с глазами из янтарного стекла.
Она болтала тряпичными ручками и выдавала странные звуки:
— Эк…
Это было противно, до мерзости и горечи. Мне захотелось ее убить, чтобы она заткнулась.
Теряя последние силы, я сдавила мотанку в кулаке и закричала без голоса.
В лицо брызнула кровь.
Ледяная.
И я открыла глаза.
Глава 10. Кунай
Боль пронзила пах так, что в глазах на миг потемнело. Сучка двинула меня коленом с невероятной силой…
Моя Тэкэра!
Дикая кошка, с которой мы устраивали жёсткие и чувственные игры на грани безумия, не вылезали из постели неделями, выжимали из друг друга удовольствие до последней капли. До умопомрачения.
Я давно научился терпеть боль. Даже когда меня, привязанного к стулу, терзал Ингот, я молчал. Ни крика, ни стона не издал, пока этот сучара срезал с моей лопатки татуировку с именем моей любимой. Девушки, которая посмела его предать.
Моя Тэкэра.
Ты моя боль, которую я не могу сдержать. Я готов выть в голос, стоит лишь представить, что ты попадёшься этим ублюдкам. Не допущу этого. Даже если придётся тебя сломать, им ты не достанешься.
Отрешившись от перекручиващей пах боли, я сжал пальцы на шее девушки. Отработанное годами мастерство, я делал это не задумываясь над тем, как сильно давлю и вдруг что-то сделаю не так. Уже физически чувствовал ту грань, что разделяет сон и смерть. Тэкэра обмякла в моих руках. Так-то лучше.
Я снял, буквально разодрал, остатки ее одежды. Футболку, под которой скрывалась налитая грудь, и брюки, что жестоко прятали стройные сильные ноги женщины. Подрагивая от возбуждения, медленно снял ее трусики и внимательно осмотрел обнажённое тело с молочно-белой кожей. Отвёл с высокого лба тёмные волосы, прикоснулся кончиками пальцев к закрытым векам.
Раньше мне казалось, я смогу нарисовать лицо любимой, так оно врезалось в память, так её образ пророс в моё сердце. Но сейчас смотрел и не мог понять, что меня тревожило.
Она или не она? Моя или не моя?
Овал лица и нежные полные губы, которые хотелось терзать, посасывать… видеть на своём члене.
От одного воспоминания кровь быстрее побежала по венам. Боль снова пронзила низ живота. Сучка вывела меня из строя на пару дней точно. Теперь любое возбуждение будет напоминать об ударе. Умница, девочка! Не забыла, чему учил…