Ночь Серебра
Шрифт:
— Откуда ты знал, что я приду? Откуда ты вообще меня знаешь?
Старик вздохнул. В светлых серых глазах его, добрых, выцветших от времени, засветилась тихая улыбка.
— Ярико, — произнёс он негромко. — Тебя ведь так зовут?
Юноша обескураженно кивнул.
— Ты прошёл через мою защиту, потому что в твоём сердце магия увидела добро. Покажи-ка свою руку, — старик потянулся к нему, Ярико протянул руку ладонью вверх. Ведун накрыл её обеими ладонями, что-то неразборчиво прошептал, и тот увидел, как побагровевшая опухоль почти мгновенно сошла, крохотная царапина между пальцев затянулась, и на её месте остался лишь короткий белёсый шрамик. Юноша изумлённо выдохнул.
— Кто ты?
— Я тот, кто оберегал тебя всё это время, —
Ярико вскочил, опираясь обеими руками о шершавую поверхность стола. Быть того не может! Неужто это — дедушка Любим, о котором так много и с такой теплотою рассказывала Славка? Но ведь она говорила, что он умер! Сколько вопросов — и ни одного ответа!
— Но ведь ты…
— Умер, знаю, — улыбнулся дедушка Любим. — Умер для всех, и даже для своих родных. Просто… уж больно я за тебя тревожился. Отыщи княже дорожку ко мне, а он был к тому уже близок, — отыскал бы и тебя. Но я должен был сохранить тебе жизнь.
Ярико по привычке взъерошил светлые волосы, поправил тонкий кожаный ремешок, сползший после долгого бега по лесу. В одиночестве старик совсем лишился ума, не иначе. Какое отношение он может иметь к нему? При чём здесь он и… вообще его жизнь? Так и спросил он у старого ведуна, и тот, вздохнув, понял, что краткими ответами от юноши теперь уж не отделаешься. Да и, верно, пришло время рассказать ему всё.
— Это было много солнцеворотов тому назад, — начал дедушка, подперев одной рукой щёку и задумчиво поглядев куда-то в сторону, мимо своего гостя. — Я был много моложе, у меня была супруга и маленькая дочь. В Загорье меня знали как ведуна… Люди спрашивали меня о грядущем, и я никому не отказывал. Слух о том дошёл до самого князя Мстивоя. Он искал славы дела своего Белогора, но руны уже были потеряны. А мне боги поведали о том, что ему знать было вовсе не обязательно. В Ночь Серебра они рассказали мне о тебе. О том, что ты должен быть тем, кому суждено собрать все руны и загадать желание. Я оказался прав: ты стал соперником его сына Ольгерда.
— Но ведь тогда меня ещё и на свете не было, — перебил его Ярико. Дедушка Любим спокойно кивнул.
— Да, и поэтому я не мог сказать ему правду о тебе. И когда ты появился на свет, я велел твоему отцу спрятать тебя хорошенько. Матушка твоя вступила на Звёздный Путь, едва ты впервые посмотрел на этот мир, — голос старика прервался, он умолк, и Ярико заметил, как печальная тень проскользнула по лицу его.
— А… Велена? — спросил он отчего-то шёпотом.
— Знаешь, сынок… Я долго думал и спрашивал богов, и, наконец, понял, что нет во всём Загорье добрее людей, чем Всеслав и Ульяна. Они приняли тебя и воспитали, как родного сына. А Велена любит тебя, как брата.
— Так она знает? — задохнулся Ярико. Дедушка Любим сжал его руку, погладил, успокаивая.
— Конечно нет, — ответил он. — Но однажды вы должны были узнать…
— А мой отец? Он жив?
Старик молча покачал головой. Ярико прикрыл глаза и сжал виски двумя пальцами. Всё стало ясно: в ту ночь, когда Ольгерд устроил резню в Загорье, его отец погиб, а он сам оказался в чужой семье, и только в руках сжимал тонкое кожаное очелье с двумя чёрными пёрышками.
Дедушка Любим, конечно, умолчал о том, что ушёл он от людей не только ради того, чтобы спасти мальчишку: ему и самому грозила гибель от рук сына Мстивоя. До тех пор, пока он не согласился поведать о пророчестве от начала и до конца, он не покидал его мрачного подземелья. И, вспомнив о том, что юноше об этом знать вовсе необязательно, старик-ведун опустил руки под стол: даже спустя много времени вены на них всегда были набухшими, а на запястьях были всё ещё заметны длинные светлые полосы.
— Ну, не будем о грустном, — промолвил он наконец. — Что Славка, где она? Ты ведь с нею? В пророчестве была речь и о ней.
Ярико нахмурился и опустил взор. Вот и не о
— Славку схватили, — буркнул он наконец. — Она спасла меня, а сама не успела уйти.
Старик поднялся, охнув, прошёлся по небольшой, тесной горнице туда-сюда, что-то бормоча, вероятнее всего, какие-то проклятия в адрес Ольгерда и его людей. Ярико был с ним вполне согласен, но никакие проклятия, никакие слова не могли воротить девушку: надобно было действовать, а для этого нужно было что-то придумать; что-то, чем можно перехитрить князя. Тем временем дедушка Любим сел обратно за стол, задумался, положив руки перед собою. Ярико вдруг заметил, что под его пальцами, прямо сквозь столешницу, начал стремительно пробиваться тонкий росток. Сначала просто веточка, потом на ней показались два изумрудных листочка, потом она потянулась выше, выше…
— Дедушка!
— А? — старик встрепенулся, прищурился по привычке. Ярико дрогнувшей рукой молча указал на пробившийся сквозь столешницу росток. И странное дело: едва ведун убрал руки, как он перестал расти.
— Ах, ты об этом, — старик усмехнулся и, переломов тоненький стебелёк, бросил растеньице на пол. Оно тут же рассыпалось в прах. Глаза Ярико округлились. — Это дар мой. Макоши благословение.
— А… а Славка тоже умеет… так?
— А кто её ведает, — дедушка Любим хитро улыбнулся. — Сперва вытащить её оттуда надобно. А там уж… быть может, и свидимся с нею.
— Что же мне-то делать? — в отчаянии спросил юноша.
Старик снова ненадолго задумался, но на сей раз молчание не затянулось. И, снова поднявшись из-за стола, он заговорил…
12. Подземный житель
После целого дня пути Всемир понял свою ошибку: разделяться и идти разными дорогами не было особенного смысла. За много минувших часов они не нашли не только ничего, хоть малость похожего на реку, но и никаких следов человеческого жилья. Наоборот, лес густел, вокруг постепенно начинало темнеть, опустились мягкие сизые сумерки. В той части леса, куда они забрели, деревья стояли намного ближе, точно жались друг к дружке, кусты превращались в густые колючие заросли, тропинка вскоре и вовсе пропала. Длинные низкие ветви хлестали по лицу, рукам, цеплялись за одёжу и шуршали над головой. Всемир шёл первым; иногда дорогу приходилось даже прочищать, и тогда он срубал особенно крепкие ветки на пути. Велена подобрала юбку, одной рукой придерживала подол, другой — раздвигала густую растительность перед лицом, но всё-таки колючие заросли оставляли отметины на светлой, ещё не тронутой загаром коже.
Нередко они останавливались отдохнуть. Подолгу стояли или сидели прямо на траве, не говоря ни слова, задумчиво глядя в одну точку. В одну из таких остановок Велена, уже почти задремавшая, вдруг сквозь лёгкую пелену сна отчётливо увидела, как в колючих кустах, между деревьями, мелькнула чья-то маленькая тень и сверкнули два красных глаза. Вскрикнув, девушка вскочила на ноги, испуганно оборотилась к Всемиру.
— Ну чего ты? — спросил он, устало проведя ладонями по лицу. Велена была бледна, как полотно, едва ли не дрожала от страха.
— Там кто-то есть, — прошептала она, указывая в сторону кустов. Кузнец пригляделся, они оба затаили дыхание и все обратились в зрение и слух, но ничего не увидали. Прошло несколько долгих мучительных минут, прежде чем Всемир пошевелился, поменял положение и сел поудобнее.
— Никого там нет, — уверенно сказал он, поглядев на бледную Велену снизу вверх. Но она не могла с ним согласиться, ведь только что сама видела…
Всемир поднялся наконец, отряхнул запылившуюся одёжу, взял девушку за руку, потянул за собою.