Ночь Серебра
Шрифт:
Она помогла дочери перетащить раненого в избу и ушла к колодцу за водой, сперва распорядившись, чтобы Славка осмотрела юношу.
Когда дверь за нею закрылась, Славка, осторожно приподняв его за плечи, стащила грязную, в клочья изорванную рубаху. Некогда она была чистой, белой, вот даже вышитые узоры-обереги виднеются из-под пятен. Что ж, постирать да зашить — невелика забота… Куда большее опасение вызывали раны его, рваные, глубокие порезы, проходящие по груди, шее, спине, более всего оказалось их на руках: вероятно, он, пытаясь сберечь от ударов когтистой лапы лицо, выставил вперёд руки.
3. Феникс
— Ступай принеси настой калины и листья подорожника, — велела мать. — Останавливать кровь надобно, нешто сама не додумалась?
Возражать было не к чему: права мать. Славка отложила в сторону тряпку, оставшуюся от рубахи, и выбежала. Пока она искала снадобья, Весна Любимовна, опустившись на пол подле молодого охотника, разорвала ткань надвое, смочила одну часть в прохладной воде колодезной и начала промывать раны. Парень не приходил в сознание, иногда, когда ведунья задевала особенно тяжкие повреждения, тихий стон срывался с уст его, и ничего более.
Славка выскользнула из горницы и побежала в кладовую. Мать хранила все свои снадобья и отвары целебные там: местечко тёмное да прохладное, лучшего и не сыскать. Под самым потолком — связки засушенных трав и кореньев, на полочках — глиняные горшки, деревянные ступки, маленькие бадейки. В кладовой всегда терпко пахло сухой травой, кислыми ягодами, влажным деревом. Настой калины хранился в тёмном местечке на высокой полке, и Славке пришлось изрядно попрыгать, чтобы достать его. Листья же подорожника отыскались в связке, на самом видном месте.
Когда Славка воротилась в горницу, Весна Любимовна велела сдвинуть вместе две широкие лавки, подстелить меховое покрывало и переложить юношу туда. Перевязки они делали вместе: при виде тёмных, глубоких ран и порезов у Славки руки тряслись так, что мягкая льняная ткань то и дело выскальзывала, и мать, наконец, не выдержала.
— Славка! Ты мне тут ещё в обморок упади! Ну-ка давай я…
Сильные, умелые руки матери быстро накладывали повязку за повязкой, и девушке оставалось только придерживать края, подавать растёртые листья подорожника или смачивать ткань в калиновом настое. Когда они управились со всем, уже и стемнело, мягкий летний вечер заглядывал в окошки, дышал тёплой тишиной. Весна Любимовна поднялась с лавки и снова оглядела юношу. Тот, казалось, заснул: дышал тяжело, но мерно, перевязанная грудь приподнималась при каждом вдохе.
— Побудь с ним, — сказала Весна Любимовна дочери. — Ежели что, зови. И когда решишь, что умаялась, ступай спать, не сиди долго.
С этими словами она тихонько вышла и притворила дверь. Славка опустилась на пол подле сдвинутых лавок, прижалась спиной к тёплой деревянной стене. Немного подумав, отвязала от пояса небольшую
Он был совсем молод, немногим старше её самой, солнцеворотов осьмнадцати от покрова. Светло-русые волосы, едва касавшиеся плеч, совсем растрепались, тонкий кожаный обруч, перехватывавший их на челе, сполз набок. Чуть грубоватые, но приятные черты загорелого лица были сильно испорчены шрамами. Когда заживут — всё равно останутся белые полосы, подумала Славка с жалостью. Рука юноши вдруг беспокойно скользнула по покрывалу, словно искала что-то. Славка помнила, что, кроме засапожного ножа, у него ничего с собою не было, что же он искал? И, немного помедлив, она вложила в его ладонь свою. Он в забытьи слегка сжал её тоненькие пальцы. Ладонь его была шершавой и тёплой.
Спустя некоторое время девушка уже почти задремала, но вдруг тихий стон, вырвавшийся из груди раненого, разбудил её. Она вскочила, больно ударилась плечом о низкую балку, потёрла ушибленное место и подсела поближе к лавке. Юноше стало хуже: он часто и тяжело дышал, на лбу выступила испарина, тонкие, бледные губы были крепко сжаты. Славка присела подле него на край лавки, стараясь не занимать слишком много места, обтёрла его лицо сухой тканью. Юноша вдруг открыл глаза.
— Велена… — прошептал он, крепче сжав руку девушки. Та улыбнулась, погладила его по здоровому плечу.
— Нет, — отмолвила она так же тихо. Быть может, в полузабытьи помстилось ему, что ладушка его с ним… — Славка я. Славомира. Ты лежи, лежи покуда, — добавила она, когда он попытался приподняться. — Как звать-то тебя?
— Я… Ярико, — выдохнул он, снова прикрыв глаза. — Где мы?
— У меня. Не тревожься, всё ладно будет. Только молчи, вот оправишься — тогда и будет разговор.
Славка поднялась, отошла к окну. Ночь мягко укутала двор, и девушка вдруг вспомнила, что позабыла в лесу корзинку с ягодами да лук свой… Ну да ладно. Забрать ещё успеется, а покамест надобно дома побыть.
— Славка… Попить дай… — попросил вдруг Ярико, чуть приподнявшись и снова обессиленно откинувшись назад.
— Нельзя тебе пить, — девушка покачала головой. Он ничего не ответил, и тогда Славка, немного подумав, поднялась, смочила чистый рушник в прохладной воде и приложила его край к губам Ярико.
— Лучше так?
— Спасибо… — прошептал охотник, слегка коснувшись её руки в благодарность. — Храни тебя Лада, девочка…
— Отчего Лада? — усмехнулась Славка. — Мы Велесу-батюшке кланяемся.
Она снова поглядела на Ярико и подумала, что не худо бы снять с него кожаный ремешок: верно, тесно голове в таком-то, да ещё затянутом крепко. Но только она потянулась расстегнуть его, как юноша, с трудом приподняв руку, отстранил её ладони.
— Позволь, сниму очелье-то, — прошептала Славка, ласково проведя рукою по растрёпанным русым волосам его.
— Не надо, пускай… — тихо отмолвил Ярико. — Мне без него… Феникса… не сыскать…
— Чего? — изумлённо переспросила Славка. — Какого ещё феникса?