Ночь страсти
Шрифт:
Джорджи не пропустила особой вкрадчивости тона капитана и поспешности, с которой тот бросился заверять этого таинственного и опасного человека в своей преданности.
— Смотрите не оплошайте, — сказал Мандевилл, после чего твердыми шагами пересек каюту.
Джорджи услышала, как открылась, затем закрылась дверь; Мандевилл покинул каюту Колина, и там воцарилась тишина; в голове у Джорджи стучали слова: «Никогда не оставляю свидетелей».
Мандевилл пересек палубу «Сибариса»в ярости от того, что бездарный Бертран допустил промах при захвате корабля Данверса. Идиот слишком
Опасный поворот его миссии только сильнее разжег в нем кровь. Еще недавно он был на волосок от провала, но сумел перехитрить своего противника. Он поступит так же и сейчас.
И все же ему не хотелось уезжать без этих проклятых бумаг. Да, они определенно находятся на корабле или же были здесь раньше. Как бы там ни было, у него не оставалось времени. В его практике документы или подносились ему на блюдечке, или же были так старательно спрятаны, что никакие поиски не приводили к удаче. Пожалуй, данный случай подходил ко второму правилу. И пока на «Сибарисе» находились французы, его секреты будут затеряны среди балок и досок — место не хуже других, чтобы спрятать их.
Но существовала еще загадка мадам Сент-Антуан. Хотя она была весьма очаровательной, он подозревал, что ее история была столь же фальшива, как и уверения Бертрана относительно его храбрости. Ему не хотелось оставлять женщину на корабле, но он не мог позволить себе собственноручно доставить ее во французский порт и дождаться подтверждения этой истории.
К несчастью, он снова должен был положиться на Бертрана. При этой мысли Мандевилла передернуло.
Один из матросов выступил вперед:
— Обратно на корабль, милорд?
— Да. И поскорее.
Пока французы готовили бот к отправке, Мандевилл шагал по палубе, углубившись в свои мысли, пока его ботинок не коснулся чего-то. Взглянув под ноги, он заметил какой-то альбом.
Из любопытства он поднял его и раскрыл наугад, надеясь обнаружить какую-то тайну «Сибариса», но нашел только обращенное к нему прелестное лицо мадам Сент-Антуан.
Альбом для рисования, удивился он, листая зарисовки руин, церквей и других итальянских достопримечательностей. Хорошо сделано, подумал он, очевидно, художник поистине талантлив. Но его внимание особенно привлек очень выразительный портрет мадам Сент-Антуан. Рисунок может пригодиться позже, решил Мандевилл. Он вырвал лист и, аккуратно сложив, спрятал в карман накидки. Сам же альбом он бросил за борт, так как тот не представлял для него никакого интереса.
Когда гребцы везли его назад, к кораблю, он вытащил рисунок и стал внимательно изучать его.
Лицо казалось очень знакомым, но он не мог припомнить, встречал ли он когда-либо раньше эту женщину. Казалось, прошлое дразнит его, говоря, что он совершает чудовищную ошибку.
Но как это могло быть? — размышлял он. Ведь он никогда не оставлял свидетелей.
Какое-то время Джорджи не осмеливалась выбраться из своего укрытия. Она сидела, прижав колени к груди, и все услышанное окружило ее словно гипнотический туман.
«Никогда не оставляю свидетелей. Никогда не оставляю свидетелей…»
Слова, подобно первому опасному шепоту ветра перед ураганным шквалом, кружились, словно большое расплывчатое пятно. Неожиданно долгие годы ночных кошмаров слились в одно воспоминание — то, что раньше она не могла сложить из отдельных фрагментов, — прошлое и настоящее вдруг выплывало, сливаясь воедино, из темноты с ослепляющей ясностью.
Боже! Она знала Мандевилла. И только теперь поняла, почему ей надо его бояться. Очень сильно бояться.
Глава 13
Аббатство Стэндринг Девоншир, Англия
1788 год
— Бриджит, я должен пойти к ней. — Голос Франклина Аскота разносился по дому. — Она ждет меня сегодня ночью. Так что, пожалуйста, никаких возражений.
— Но в письме Пимм просит дождаться его приезда. — Упрямый голос матери звучал как вызов твердому и властному голосу отца. — Он предупреждает, чтобы ты не встречался… — возразила она, но муж оборвал ее:
— Пимм слишком осторожен. И если я не пойду туда этой ночью, ее светлость будет изобличена, и тогда она может проститься с жизнью.
Джорджи сидела на ступенях перед библиотекой, слушая один из редких споров родителей. Несмотря на то что они говорили приглушенными голосами, слышавшиеся в них отчаяние и напряженность нарушили мирное течение ночи и заставили ее вылезти из постели, чтобы узнать, в чем дело.
Ей не следовало бы подслушивать, но она ничего не могла с собой поделать. Было маловероятно, что ее поймают за этим занятием, так как в эту ночь все слуги были отпущены; об этом она знала раньше, услышав разговор няни Нинни и кухарки. Нинни была последним человеком, который мог бы ее обнаружить, так как она храпела на своей узкой койке, а маленькая Кэтлин крепко спала в кроватке рядом.
Итак, никто не мог обнаружить Джорджи, разве только если ее родители неожиданно выйдут из комнаты, но, судя по голосам, их внимание было сосредоточено друг на друге.
— Франклин, это может быть ловушка. Пимм говорит, что его светлость стал крайне подозрительным в последнее время. Если он догадается, что его жена собирается предать его — тем более с твоей помощью, — ничто не остановит его, чтобы покончить с ней и с тобой также.
— Бриджит, ты напрасно волнуешься. Ты же знаешь, что я гораздо более меткий стрелок, чем тот человек. Я доказал это, когда мы с ним сражались за твою руку.
Папа сражался на дуэли за маму? Джорджи теснее прижала колени к груди, а сердце ее стучало от гордости. Маме не стоило так волноваться. Помимо того, что папа был отличным стрелком, он также прекрасно владел шпагой. Никто не мог победить его. Никто.
Однако тон мамы поколебал уверенность Джорджи.
— Франклин, та дуэль состоялась пятнадцать лет назад. Вы больше не зеленые юнцы, играющие в дурацкие игры. Ставки сейчас гораздо выше.
— Именно поэтому, моя дорогая, я и должен идти туда сегодня ночью. Ставки действительно очень высоки. Не только для ее светлости, но и для Англии.