Ночь страсти

Бойл Элизабет

Она крепко зажмурилась, надеясь, что, когда откроет глаза вновь, очутится у себя в детской и все происшедшее окажется лишь дурным сном, который няня прогонит кружкой теплого молока.

«Пожалуйста, пусть все это будет плохим сном», — молилась она, пока ей не почудилось, что она услышала, как трещат в камине поленья и тихо похрапывает няня.

Но треск огня, который услышала Джорджи, исходил не из большого камина в детской, это был гораздо более сильный шум. И когда она открыла глаза, то увидела, что охотничий домик охвачен огнем.

Тот ужасный человек как раз бросил в огонь труп своей жены прежде чем пламя отогнало его назад.

Джорджи не увидела трупов своих родителей и поняла, что они брошены в огонь раньше.

— Мама? — раздался голос над этой кровавой бойней. — Мама? Отец?

На поляну вышел подросток немногим старше Джорджи. Он нес фонарь, подобный тому, который и она взяла из дома.

— Отец? Ты нашел маму?

— Что ты тут делаешь? — рявкнул Мандевилл. — я велел тебе оставаться дома.

— Но я видел, как ушла мама, а потом услышал, как ты послал за лошадью… — начал объяснять мальчик.

Мандевилл размахнулся и ударил сына по лицу, так что тот перевернулся и упал на землю.

— Никогда не упоминай эту женщину. Никогда. Мальчик поднял голову и взглянул в огонь, где, должно быть, увидел то, что осталось от матери.

— Мама, — всхлипнул он, протягивая руки к пламени.

— Ты что, не слышал меня? — спросил Мандевилл, рывком ставя сына на ноги. — Никогда не упоминай ее имени. Она предала меня. Предала нас.

Губы мальчика искривились, он не отрывал глаз от бушующего огня.

Он покачал головой.

Отец схватил его за плечи и повернул спиной к огню. — В один прекрасный день ты станешь Мандевил-лом. Тогда ты поймешь. Мы не можем допустить, чтобы кто-нибудь предавал нас. И чтобы выжить, мы никогда не оставляем свидетелей. Это необходимо, иначе все, что нам дорого, будет безвозвратно утрачено.

Он подтолкнул мальчика к своей норовистой лошади и сел в седло. Протянув руку сыну, он сказал:

— Поедем, Байрон. Теперь ты должен понять, что значит быть наследником.

Парнишка бросил прощальный взгляд в огонь и принял протянутую руку. Он подтянулся и устроился на крупе лошади, держась за седло сзади. Пара удалилась с места трагедии.

Теперь весь охотничий домик был охвачен пламенем. Джорджи выползла из своего укрытия, приближаясь к пожарищу.

— Мама, — сумела она прошептать. — Папа. Неожиданно ей на плечо легла чья-то рука, и она обернулась.

Перед ней стоял другой незнакомец, держа в руках фонарь.

— Что здесь случилось? Где твои родители, девочка? Где бумаги?

«Никаких свидетелей. Никаких свидетелей». Слова словно иглой пронзили ее сердце. Она только смогла отрицательно покачать головой в ответ на его вопросы.

Его рука снова коснулась ее.

— Расскажи мне, что случилось. Ты видела кого-нибудь?

— Нет, — прошептала она, уверенная, что если скажет правду, тот зловещий, ужасный человек, сам дьявол, появится из темноты и унесет ее. — Я ничего не видела, — зарыдала она.

Между тем человек бросился к дому, закрывая лицо рукой, и попытался проникнуть внутрь и посмотреть, можно ли было спасти хоть что-нибудь.

Но жар и пламя отбросили его назад, и он упал на землю рядом с ней.

— Я опоздал, — с горечью проговорил он, стуча кулаком по земле. — Черт бы побрал его. Будь проклят этот Мандевилл. Он заплатит за это. Даже если на это уйдет вся моя жизнь, он заплатит за это.

Борт «Сибариса»

1800 год

Джорджи наклонилась и задула мерцающий огонь в фонаре. Она вздрогнула в сыром трюме, вздрогнула от воспоминаний, которые ожили в ее памяти и сердце.

Она вспомнила. Она вспомнила все до мельчайших подробностей. Как она могла забыть об этом на все эти годы? Как ее страхи так долго подспудно хранили ее воспоминания? Теперь, когда она все это вспомнила, у нее словно камень с души свалился. Это только укрепило ее силы, волю, решимость.

Отогнав страшные видения, она задумалась, что ей следует теперь предпринять.

Это больше не была битва одного Колина. Это была и ее битва тоже. Он сражался, чтобы спасти нацию, ее стремление победить уходило корнями гораздо глубже.

Она будет сражаться в этой войне, чтобы вновь обрести свою душу.

Глава 14

Перед рассветом Джорджи обнаружила, что шлюп Мандевилла ушел, так же как и другое судно, оставив лишь плывущих бок о бок «Галлию»и «Сибариса».

Всю ночь она шагала по каюте, пытаясь придумать, как нейтрализовать французский экипаж, но отвергала одну идею за другой.

Когда из-за горизонта показалось солнце, Кит перевернулась на своей койке.

— Ты все еще не спишь?

— Да. — Джорджи не могла заглушить звучащие У нее в Ушах слова Мандевилла.

«Никаких свидетелей, Бертран. Никаких свидетелей» Скоро они придут в порт, и тогда все пропало. Не , — оворя уж о том, что с каждой минутой Мандевилл все ближе и ближе подплывал к Лондону, а значит, и к осуществлению своих гнусных планов.

— Если ты не поспишь, все кончится ужасной мигренью. И судя по кругам под глазами, ей уже самое время начаться. — Кит натянула одеяло на голову.

Сестра была права. Только этого недоставало — приступа мигрени. И вряд ли на корабле можно было отыскать иву, которая могла облегчить ее страдания.

Не было ничего хуже ее ужасной мигрени.

Ужасная мигрень…

Неожиданно тело Джорджи покрылось гусиной кожей.

— Кит! Блестящая идея. Жестокий приступ мигрени. Ее сестра выглянула из-под серого шерстяного одеяла:

— Ты собираешься устроить французам головную боль?

— Что-то вроде этого, — ответила Джорджи и улеглась рядом с сестрой, шепча ей на ухо идею своего плана.