Ночь упавшей звезды

Ракитина Ника Дмитриевна

А вот Симургу именно такая, видимо, и нравилась больше всего. Он исхитрился, положил голову на ногу элвилину и наслаждался музыкой.

Мелодия закончилась, плавно опустившись. Симуран разочарованно засопел.

Чувство близкой и болезненной потери накатило на меня, я до боли прикусила губу.

– - Что это с вами?
– - обеспокоено спросил Одрин.
– - Вид у вас какой-то совсем не праздничный.

Глаза Сианна сверкнули в полумраке, точно зеленые звезды:

– - Знаете... У меня такое чувство, что по лесу

едет черная карета с двумя зажженными фонарями. На нее падают обломанные бурей сучья и сорванные листья, ливень молотит в крышу -- но карета стремится вперед. Тянут ее двенадцать черных, как смоль, лошадей с красными глазами, запряженные цугом, и от их раздутых ноздрей поднимается пар. А широкие копыта взрывают и отбрасывают комья грязи. И вороные уже измараны по брюхо. Нет, ну и какой дурак выбрал для путешествия такую погоду?

Мадре прислушался, прижав меня к себе, потом резко выдохнул, заставив Симурана обиженно фыркнуть: "Эй, вы меня нарочно пугаете, да?"

– - Карета, по лесу?
– - жених бережно усадил меня на кровать и поцеловал руку.
– - Ну, ты и скажешь, сын! Да на здешних дорогах два всадника разъедутся не с первого раза. И, нас бы с застав предупредили.

– - Может, они и предупредили, да только Идринн.

– - Ну да. А мевретт Идринн не пришла докладывать, потому что на меня обозлилась. Или твое пение ей не нравится, жених.

– - Или меня боится?
– - с надеждой вставил птенец.

– - Было бы что серьезное -- пришла бы...
– - взгляд Одрина стал затуманенным и нездешним.
– - Лес волнуется, да, но это из-за грозы. Рябиновая ночь мало кому понравится. И вообще, в такую погоду сюда потянется разве что самоубийца. А по лесу проедет только призрак. Или пролетит. Но и у того колеса в грязи завязнут.

Симуран захихикал. Да и Сианн ухмыльнулся, пропустив мимо ушей "жениха". (А ведь, вспомнила я, он с этой Идринн обручен).

Мадре же пожал плечами:

– - Лучше скажите: мед еще остался?

– - Нет, -- печально сообщил Сианн.
– - Только мазь. Но можно разорить Виолет.

– - Виолет? А это мысль!
– - Мадре хитро посмотрел на меня.
– - Ты помнишь Виолет? Ну, которая детей из термы выгнала? Такая пампушка с кольцами на косах?

– - И всякой хрени сюда натащила, -- Алиелор покрутил головой, скорбно озирая пятачок, отвоеванный у оружия и брони.
– - Крепкая девушка.

Я вспомнила кругленькую румяную экономку:

– - Ага.

– - Ну что ты, как в воду опущенная?
– - встревожился Одрин.

– - Ничего страшного. Я просто устала, -- не хотелось отягчать своими заботами, надуманными, возможно, и без того нелегкую его жизнь.
– - А что Виолет?

– - А то, -- ответил вместо отца Сианн, -- что если у кого-то и в замке и есть лишний кувшинчик отменного меду, так это у нее... Кстати, миледи, я, надеюсь, прощен? Ну, в честь праздника?

– -

Давно уже прощены. А что, не проще на кухне взять?

– - На кухне совсем не то...
– - старший мевретт подмигнул.
– - Ну и... меня давно мучают подозрения, что в кладовой Виолет творится что-то странное. Я предлагаю двум мевреттам нагрянуть туда с внезапной инспекцией.

– - Пьяницы, -- коротко определил симуран, вытягиваясь у огня.

– - Попрошу без определений, -- поднял указательный палец Сианн.
– - Ты же сам не выносишь, когда тебя воспитывают. Кстати, можешь отправиться с нами.

– - Не, я тут... с огнём поболтаю...
– - отозвался Симуран.

Комната экономки располагалась в одной из круглых башенок, стрельчатыми окнами выходящих к подъемному мосту, и занимала целый ярус. Больше она напоминала склад, чем жилую комнату. Здесь были и сундуки, и несколько комодов, и бюро с резными дверцами...

Два ткацких стана -- вертикальный и горизонтальный -- с начатым рукодельем...

Самопрялка...

Ряд ступ с пестами -- от здоровой -- по грудь взрослому мужчине -- до самой маленькой...

Полка с корчагами варенья, укрытыми вощеной бумагой...

Кадки с соленьями, зерном и толокном, расставленные вдоль стены...

Развешанные в простенках гобелены...

Большая корзина с разноцветными клубками шерсти...

Пара овечьих шкур...

Старинные платья на плечиках, укрытые кисеей...

Подвешенные к потолку пучки высушенных трав...

Плита с духовкой...

Сама Виолет могла здесь найти, что угодно, а вот другим пришлось бы трудновато. Кстати, от двери никого не было видно, только слышалось, как дождь барабанит в окна с мелким переплетом, потрескивает в печи огонь да звучат искаженные эхом голоса.

– - Вот интересно, что случится раньше, Люб перестанет умирать или ты причешешься? Не дуйся. Глянь, как он на тебя косится...

– - Я не...

Тихое фырканье.

– - Хм... Ладно. Рубашку надо чуть-чуть ушить в рукавах. И носят ее обычно не поверх старой.

– - Да?
– - знакомым капризным голоском отозвалась зеленоволосая Темулли.
– - Ну... я же пока грязная, чтобы чистую надевать. И ушивать не надо!..

– - Темулли, язычком-то чеши, но и гребнем не забывай, -- скомандовала Виолет.

– - Так запутались!

– - А ты причесывай чаще. Поверь мне, это несложно. Ну что, Люб, умирать дальше будешь или раздумаешь?

За мебельными бастионами что-то заскрипело и раздался слабый голос Люба:

– - Я и не умирал...

– - Да ну!
– - шутливо возмутилась Виолет.
– - А кого же я отравила настоем от... прости, но похмелья?

Я фыркнула, прикрывая рот. Одрин приложил палец к губам, умоляя не шуметь. Его глаза смеялись тоже. Сианн перевел взгляд с отца на меня и постучал себя по лбу.