Ночь в твоих глазах
Шрифт:
Слова лились из меня потоком — я рассказывала Тау всё, что случилось со мной в Алиэто-оф-Ксадель, выговариваясь за все те годы, что я была одна. За все те годы, что я вынуждена была молчать.
— Знаешь, Нэйти, — задумчиво проговорила Тау, когда я выдохлась. — В этой ситуации меня больше всего бесит даже не то, что он тебя...
Она запнулась, но подобрала слова:
— Даже не то, что он затащил тебя в постель. Что? — она вскинулась на мое молчаливое изумление. — Если уж берешься играть в шпионские
Она помолчала, нервно кусая красиво очерченную губу.
— Больше всего меня бесит этот браслет! О да, я понимаю, что это логично и рационально, надеть его на тебя! В конце концов секс — это просто секс. А это, — тонкий палец с безупречной формы ногтем ткнулся в металл браслета. — Это — твоя свобода выбора и твое право на самозащиту! и всего этого он тебя лишил. И это приводит меня в алогичную, абсолютно иррациональную ярость!
— Я же говорю, у вас много общего! — я утешительно похлопала старшенькую по руке. — Ты бы видела, как Мэла в твой адрес распирало!
— “Мэла”! О, Оракул, вы только посмотрите — она зовет его Мэлом! — Я любовалась свирепо раздутыми ноздрями.
А потом Тау выдохнула.
— Ладно, пойдем в дом. Здесь сыро.
Бревенчатые стены, проконопаченные мхом, стол и лежанка — одна, но широкая. Никаких окон — только вверху, для вентиляции, и магический светлячок чтобы разогнать полумрак. Очаг и дрова, которые Тау в него заложила и заставила вспыхнуть взглядом.
Подпол я искала и не смогла найти до тех пор, пока защитные маскировочные чары не были отозваны создательницей. А до того чары-то я видела, а вот грубый люк в полу — нет...
Воду Таура собрала из воздуха. Она оказалась вполне годна в пищу, разве что слегка горчила, а, избавленная от горечи очисткой, лишилась всякого вкуса: дистиллят.
И только когда закопченный чайник устроился над огнем, а из подпола возникли съестные припасы, Таура, нарезая твердокаменную солонину прозрачными ломтиками, не выдержала:
— Ладно, выкладывай. Я его — понятно, за что не люблю. А он-то меня за что?!
Миг торжества был каким-то детским: я знала! Знала, что она не стерпит!
И, разбирая вытащенный из подпола тюк (шкуры — родные сестры тех, что были на Сумете, одежда, куда более практичная наших нынешних нарядов и всякие необходимые в быту мелочи) пафосно объявила:
— Ты меня затмевала!
Лицо у Тау стало скептическим: Тау не Мэл, Тау знала, чем оборачивались все попытки выпихнуть меня на свет. Мама, рожденная вне Ожерелья и до конца, не принявшего его традиций, всё пыталась переломить данное Оракулом имя — пока отец не запретил “издеваться над ребенком”, предоставив мне расти там, где мне нравится. В тени.
— Ты стремилась во всем быть лучше меня! — продолжила я свои (Мэловские) обвинения.
С немалым удовольствием, к слову, продолжила...
— Кто бы мог подумать! Это же у меня в детстве была тайная страсть “превзойди Тауру в чем-нибудь, и никому об этом не рассказывай”!
— Ты уводила у меня ухажеров!
— Но ты же сама просила!
Восклицание Тау отразилось от бревен, заставило трепетать пламя, и вода из носика плеснула на в огонь.
— Просила, — с достоинством проигнорировала ее возмущение я, и забралась на лежанку, теперь укрытую мехом. — Но с какой стати я должна была отчитываться в этом перед Мэлрисом?
Стук ножа о доску, выразительный и, я бы даже сказала, зловещий, заставил меня сделать невинное лицо. Но боюсь, Тау и так догадалась, что я смеюсь про себя!
Заваренные прямо в кружках травы слегка отдавали консервирующей магией и пахли противопростудным сбором. Я сделала глоток, и усмехнулась — пожалуй, в здешнем климате это куда актуальнее чайного листа.
Тау забралась ко мне на лежанку, села, прижавшись боком к боку.
— Ты замерзла? Укрыть тебя щитом?
Я отрицательно покачала головой — и продолжила греть о кружку ладони.
Я не замерзла. Просто… приятно.
Пахло одичавшим без людей жильем, дымом и травами из моей кружки. Снаружи грохотало море, а здесь, внутри, было тепло и сырость не доставала до костей. Я бездумно смотрела на светляка передо мной, и пыталась понять, что я чувствую.
Тау ведь осмотрела браслет — но так ничего и не сказала. Что, если мы так и не сумеем его снять? Что мы будем делать?
— Я ведь вспомнила его, — голос сестры казался усталым. — Того, второго, подельника твоего… Мэ-э-эла!
Я улыбнулась в кружку, и не сразу поняла, что она имела в виду:
— Вспомнила? Ты видела его раньше? Он принимал участие в дознании?
— Не принимал. Ты ведь тоже его знаешь, Нэйти. Мы даже были представлены, и он был на балу по поводу твоего шестнадцатилетия!
Я попыталась вспомнить — но на балу в честь первого совершеннолетия младшей дочери князя Янтарного их было столько…
— Его зовут Тайернан Сомхэрл, он бастард — и наполовину не человек. Но кем была его мать — никто не знает.
Тау усмехнулась:
— Он нравился отцу. Папа даже всерьез рассматривал его как подходящего супруга. Советовал мне быть с ним любезной…
Я таращилась в противоположную стену, ошарашенная новостью и теперь уже напрягая память всерьез — но там по-прежнему зияла тьма, не желающая давать мне подсказок.
Сомхэрл, Сомхэрл… Из какого они мира? Где лежат их наделы? Нет, не помню!
— А… а ты? — осторожно уточнила я, подходя к задаче с другой стороны и пытаясь вспомнить, с кем на том балу Тау была любезней.